Он повернулся к Саше и значительно на него взглянул.
— Ты не очень удачно пришел, — сказал он. — Через пять минут наступление. А если ты бумагу хочешь подписать, в главк надо ехать. Хотя подожди… Может, быстрее выйдет. Проедешь немного со мной.
Борис Емельянович склонился над компьютером.
— Черт, — сказал он через минуту, — где это Итакин ходит? Не могу двигатель запустить.
— А вы директорию смените, — сказал Саша, — вы же в корневой директории. Или сначала в «Нортон» выйдите.
— А ну попробуй, — ответил Борис Емельянович, отходя в сторону.
Саша привычно затюкал по клавишам; заверещал дисковод хард-диска, и почти сразу же мощно и тихо загудела электрическая трансмиссия танка, а воздух наполнился горьким дизельным выхлопом. Борис Емельянович ловко запрыгнул на броню; Саша предпочел подтянуть к танку стул и уже с него шагнул на чуть приподнятую корму.
В башне оказалось просторно и очень удобно. Саша заглянул в прицел, но тот пока не работал; тогда он огляделся. Изнутри башня напоминала любовно украшенную водителем кабину автобуса — по бокам от казенника пушки висели брелочки, флажки, обезьянки, а к броне было приклеено несколько вырезанных из журнала девушек в купальниках.
Борис Емельянович кинул Саше шлемофон и скрылся в отделении водителя; двигатель взревел, и танк выкатился на огромную равнину, где далеко впереди возвышалась похожая на вулкан гора со срезанным границей монитора верхом. Саша по пояс высунулся из люка, огляделся и увидел по бокам еще десятка два таких же танков; два или три возникли прямо на его глазах.
— Как такое построение называется? — спросил он в микрофон.
— Какое? — донесся искаженный наушниками голос Бориса Емельяновича.
— Когда танки все на одной линии? Ну, если бы это солдаты были, была бы цепь, а это как называется?
— Не знаю, — ответил Борис Емельянович. — Так после обеда всегда бывает — просто одновременно выходим. Ты лучше посчитай, сколько танков вокруг?
— Двадцать шесть, — сосчитал Саша.
— Понятно. Бабаракин на бюллетене, Сковородич в Австрии, а остальные все здесь. Жаркий сегодня день будет.
— Двадцать первый, двадцать первый, с кем говорите? — раздался в шлемофоне чей-то голос.
— Говорит двадцать первый, вызываю семнадцатого, прием.
— Семнадцатый слушает.
— Семнадцатый, у меня тут парень из Госснаба, ему одну бумагу подписать. Чтоб не ехать через весь город.
— Понял вас, двадцать первый, — отозвался голос, — через десять минут у фермы.