– Выясни. Пусть придёт и подождёт в приёмной. Я позову.
Служанка вышла и, придержав дверь, пропустила внутрь коменданта Штормграда. Уставшего и заматеревшего интеллигента. Удивительного и очень странного человека. Татьяна посмотрела на него чуть мутным взглядом и усмехнулась. Пародия. Он ведь был одной сплошной пародией. Но, как это ни странно, справлялся с работой. Как? Никто не знал и не понимал. Не должен был. Но он справлялся.
– Татьяна Николаевна, – осторожно начал он, приближаясь, – мне сказали, что вы пьёте. Что-то случилось? Я могу вам помочь?
– Помочь? Ха!
– Я понимаю, – кивнул он, – гибель близких – всегда испытание. Ваши отец, мать, брат, сёстры и дядя… они… их гибель просто чудовищна.
– Вы немецкий хорошо знаете?
– Свободно. Читаю, пишу.
– Тогда садитесь и читайте, – кивнула она на стол. – Начните вот с этого, – произнесла она, швырнув ему письмо Кайзерин. То пролетело недалеко и, закрутившись, упало на пол.
Лев Евгеньевич нагнулся. Осторожно его расправил. Прочёл и, удивлённо захлопав глазами, уставился на великую княжну.
– Как это понимать? Это же… это же вздор!
– Вы читайте дальше, читайте… Проклятье! – воскликнула она и забросила бокал с недопитым вином в стену. Он разбился и осыпался к своим братьям, убившимся об стену ранее. К чести Татьяны Николаевны надо сказать, что бокалы она кидала хоть и в сердцах, но так, чтобы убирать было проще. И не разбрасывала по всему кабинету, а укладывала довольно компактно.
Кинула. Встала. Выхватила из рук служанки бокал, что та принесла Льву Евгеньевичу, распорядилась принести ещё и, налив вина, отошла к окну. Дальше смотреть на облака. А Хоботов читал, то и дело протирая потеющую лысину платочком.
– Это… это просто что-то невероятное… – тихо произнёс Лев Евгеньевич, отложив очередной документ и начав протирать вспотевшие очки.
– Невероятное?! О да! Удивительное и невероятное! За какие-то несколько дней я потеряла всю мою семью. Мать, отца, брата, сестёр. Даже родного дядю. А теперь ещё и муж – не человек. А сыновья? Кто он? Боже! За что мне всё это?! За что?! Чем я перед тобой провинилась?!
– Татьяна Николаевна, вы не правы, – тихо, но твердо произнёс Хоботов.
– ЧТО?! – с вызовом и пренебрежением в голосе спросила великая княжна.
– Из документов следует, что Максим Иванович человек. Он им родился… или переродился, если угодно. Конечно, это очень необычно. Раз – и сразу из ниоткуда взрослый мужчина. Но мало ли что мы не знаем о нашем удивительном мире? Главное в другом: Максим Иванович человек. И он любит вас, насколько я вообще могу судить. И ваши сыновья тоже люди, ибо от вашего союза ничего иного родиться не могло. А его душа? Его прошлая жизнь? Позвольте, но какое это имеет значение? Он разве давал вам повод считать иначе?
Татьяна Николаевна, внимательно глядя в глаза Хоботову, подошла. Почти в упор. Нервно усмехнулась. Налила полный бокал вина. Одним махом его опорожнила. Прошла в своё кресло. Рухнула туда. Помолчала с минуту. А потом произнесла:
– А может быть, вы и правы… да… Какое это имеет значение? У вас есть свежие сведения о Максиме? Где он? Что собирается делать?
– Достоверных сведений нет. Но по Петрограду начали ходить слухи, будто бы он собирается разогнать Земский собор и захватить власть самолично.