Некоторые не уснут

22
18
20
22
24
26
28
30

            -  О чем это ты? С ума сошел?

            Я  вытаскиваю у нее из-за спины одну из подушек. Госпоже Ван ден Брук никогда не  нравился вид моих кукольных ручонок, торчащих из рукавов форменной одежды.  Поэтому будет справедливо, если они станут последним, что она увидит, прежде  чем я положу подушку ей на лицо.

            -  Ой, - восклицает она голосом маленькой девочки. На ее хмуром лице все еще  написан немой вопрос, когда я погружаю ее во тьму и перекрываю путь тонким  струйкам воздуха, с присвистом проникающим в щелки ее клюва. Убивая ее, я  улыбаюсь дикой безудержной улыбкой, от которой у меня содрогается все лицо.  Этой злобной птичке больше меня не клюнуть!

            Ее  голубиный череп ворочается под подушкой. Из-под простыней выбиваются  ноги-веточки, усеянные коричневыми пятнами, но лишь тихонько шуршат, словно  мыши за плинтусом. Когти разжимаются, сжимаются, разжимаются, и замирают.

            Я  кладу свою большую голову-луковицу на подушку, чтобы усилить давление. Теперь  наши лица близки как никогда, но мы друг друга не видим. Нас разделяет лишь  чуточка пуха и немного шелка. От подушки пахнет духами и старушечьим телом. У  меня в животе зарождается бурлящее ощущение торжества, отчего мне хочется  по-большому.

            Я  шепчу слова сквозь разделяющую нас преграду. Провожаю ее в последний путь своим  бормотанием.

            -  Мальчики из грузовика плакали, когда их тащили в душевую.

            По  матрасу чиркает длинный коготь.

            - Им  было страшно, но они не знали, что их будут мучить. Не понимали ничего.

            Под  простыней вытягивается костлявая нога.

            -  Как они выглядели на вашей тарелке?

            Кривая  ступня в последний раз дергается, и желтый ноготь цепляется за шелк.

            -  Вечером в зале заседаний звучал смех. Я вас слышал. Стоял за дверью и все  слышал.       

            Тонкие косточки подо мной расслабляются и обмякают.

            -  А потом вы велели мне принести объедки сюда в белых пакетах. На лестнице они  меня били по ногам. Очень тяжелые были. И внутри все сырые.

            Теперь  она неподвижна. Подо мной лишь птичьи кости, окаменелости, завернутые в шелк,  немножко волос и больше ничего.

            Я  остаюсь лежать на ней какое-то время.

            Теперь,  когда дело сделано, по телу разливается тепло. На коже под моей ночной рубашкой  остывает белесый пот. Убираю подушку с лица госпожи Ван ден Брук и отступаю от  кровати. Разглаживаю место, в которое утыкался ее клюв. Склонившись над ней,  засовываю подушку за ее еще теплую спину.

            Внезапно  подо мной оживает одна из ее цыплячьих рук - и движется быстрей, чем ожидаешь  от такого старого и тощего существа. Желтая когтистая лапа хватает меня за  локоть.

            Я  опускаю взгляд. Лоб цвета яичной скорлупы прорезают морщины. Розовые глазки  открываются. Ахнув, я пытаюсь вырваться.