Призраки

И Явтух понимает, что он точно молодец, потому что наконец и головы столетних старцев поднимаются перед ним, и устремляются на него глаза тех людей, которые уже столько лет с утра до ночи сидят, как могильные камни, у своих ворот и смотрят в землю, не поднимая головы ни перед чем на свет.

«Любо жить на свете! Вот так любо!» — думает между тем Явтух, минуя околицу и огородами пробираясь к лесу. Тряхнул он волосами, надвинул шапку, подтянул туже пояс и взглянул на ясное звездное небо… Звезды дрожат и будто колышутся, точно огоньки воздушных свечек. Но вот из-за леса послышался далекий говор и смех. Хата мельника скоро выглянет из-за деревьев. А там веселье, шум, толкотня, и среди всего — красавица Найда, дочка мельника…

«Что за краля эта Найда!» — думал Явтух, пробираясь к околице и перескакивая то через камыш, то через ров, обросший осокой. «Была не была! — скажу сегодня всем, что Найда — моя невеста и что я женюсь на ней! Посмотрю тогда, как заартачится старый мельник!» И, разведя кусты, он смело вошел в лес. Темнота и мертвая тишина кругом. Ни соловей, ни филин не оглашают леса. Между деревьями, на месяце, сверкнуло болото; через него, по мостику из бревен и ветвей, лежит дорога… Подойдя к болоту, Явтух бодро ступил на мост, размахивая длинною хворостиной и расточая разные замечания насчет людского трудолюбия. «Эка народ эти изюмцы! Пять лет копались по пояс в воде и выстроили такой мост, прости Господи, что с нечистым не разминуться; а уж куда необъемист этот вражий сын!..» И вдруг он видит, как раз на средине моста уселось что-то маленькое, худенькое, черненькое и мохнатое. Явтух к нему, а оно сидит, и только его зеленые глазки сверкают, как у кота. Явтух закричал: «Брысь!» — а оно и ухом не ведет и только виляет черным и длинным, как у собаки, хвостиком. «Э-ге-ге, дело недоброе! Только упомянул нечистого, а уж он и подвернулся! Постой же ты, иродова душа, я тебе покажу, как вашего брата учат!»

Он быстро подошел и со всего размаха хлестнул его длинною хворостиной. Завизжал, залаял бес, как собака, и кинулся под ноги парня. Явтух пошатнулся, скользнул с мостика и со всего размаха полетел вниз усами, в болото.

— Вот вода так вода, да и холодная какая! — пробурчал он, выкупавшись в луже и опять взбираясь на тощие бревна. С его шаровар, с рубахи и с усов текло, как с крыши во время дождя. — Эхма! — прибавил он, осмотревшись и выворачивая карманы шаровар и свитки. — Ни кисета, ни платка, ни денег нет! Все там! — И он показал в воду… — Погоди ж ты, бесов сын — я тебе утру нос! Заставил выкупаться, точно пьяного москаля! И на вечерницы теперь опоздаешь!.. Ах ты, свиное твое ухо… Ах… — И, в самом досадливом расположении духа, он пошел обратно в Изюм.

Он шел, едва передвигая ноги от намокших шаровар, а тут еще казалось ему, за плечами, по кустам, кто-то шагал и будто говорил ему: «Что, брат? Смеяться вздумал? Что? драться вздумал? Вот, теперь и пляши, и пляши!»

Закипела месть в его груди.

— Не поддамся! — крикнул он и плюнул. — Добегу до хаты, переоденусь и еще поспею на вечерницы! — Сказал и во всю прыть понесся к Изюму…

Но не добежал Явтух и до половины пути, как холод стал пронимать его до костей. Он остановился, оглянулся по полю и, не видя вокруг ни души, присел в траву, да, недолго думая, начал раздеваться. «Теперь не будет холодно!» — сказал он себе, взял свитку и рубаху под мышки и еще шибче побежал, несясь по высокой траве и перепрыгивая через рвы и кочки… Месяц кстати спрятался в тучи и не смотрел на полураздетого парня. Изюм скоро выглянул из-за пригорка. Огороды Явтух миновал счастливо и, прошмыгнув под заборами, вбежал в околицу… Тут он остановился и бросил пугливый взгляд по сторонам: на улице ни души. Старики и бабы сидели уже в хатах, а молодежь повалила на вечерницы в подгородную мельницу… Явтух вздохнул свободнее и впотьмах пустился далее… Но не миновал он и четверти улицы, как из ворот мещанки Хиври Макитренковой, с песнями и криками, выступила ватага девушек и длинный, как цапля, ткач Юхим Бублик… Разряженная толпа щебетала вокруг ткача, а он, со всякими припасами для вечерниц, важно шел по улице.

Завидел девок Явтух и обомлел от ужаса. Мокрую свитку и рубаху он оставил на дороге, под огородом, думая завтра рано взять их оттуда. «Ведь это беда!» — подумал он, да так в одних мокрых шароварах и остался посреди улицы. Ватага приближалась к нему… Уж девки близко, уж он слышит их голоса, как счастливая мысль мелькнула в его голове; он оглянулся, вскочил в первые ворота и забился под опрокинутую бочку. В то же время выглянул месяц. Песни и говор раздались под самым его ухом.

— Ох, постойте, девки, — я кого-то видела!

— И я.

— И я…

— И я видела! — посыпались звонкие голоса, и толпа остановилась у ворот. Явтух, ни жив ни мертв, сидел под бочкой.

— Куда же оно делось? Как в воду упало! — заметили некоторые голоса.

— Да, точно странно: куда б ему деться? Только что видели…

— Да не под бочку ли залез какой-нибудь дурень? — заметила рябая и косая Векла.

— Может быть, и под бочку! — отозвались другие и уже направились к бочке.

— Да нет, постойте, то, верно, слепой Кондрат проснулся и зачем-нибудь ночью выходил из хаты, — перебил ткач.

— Ну, так и есть! — захохотали девки и, поглядывая на опрокинутую бочку, пошли далее…