Презренный

Враг под темно-зелеными знаменами стремительно отступал. Это было не бегство, как могло показаться на первый взгляд, а лишь тактическое отступление для сбора сил в единый кулак, чтобы окончательно смять войска Элии, за спинами которых находился белокаменный город, поражающий своим величием и красотой. Для врагов, превосходящих десятикратно силы защитников, было лишь вопросом времени, когда город упадёт к их ногам.

Пользуясь передышкой, Элиийцы начали восстанавливать свои боевые порядки. Маги жизни в бывших некогда белых одеяниях сновали от раненого к раненому, возвращая бойцов в строй. Полевые командиры, что-то выкрикивали и ругались, пытаясь восстановить порядок и хотя бы немного поднять моральный дух.

С возвышенности было прекрасно видно вереницы отхлынувших с поля брани врагов. Раздавшийся хлопок пространственного разрыва привлек внимание защитников, растаптывая остатки последней надежды. Многотысячная армия захватчиков, стянутая в Элию - оказалась лишь передовыми полками. Основные силы врага только сейчас ступили на поле боя.

Когда, из открывшегося рядом с первым разлома, начала выезжать осадная машинерия, маг от злости и безысходности сорвал с себя лохмотья, некогда бывшие белой мантией. Вытерев ими лицо и бросив на землю, молодой мужчина запустил обожженную руку в кожаный подсумок, пристегнутый двумя широкими ремнями к правому бедру. Достав небольшую статуэтку белой кости, исполненную в виде чаши, маг сжал её в кулаке, вытягивая руку вперед. Бормоча одними губами формулу, собрав сгусток силы в правой руке, он возложил ладонь поверх статуэтки.

Стоя перед пирамидальным зданием храма из белого камня, мужчина разжал кулак, развевая остатки пыли по ветру, оставшиеся от артефакта переноса. Скрепя зубами от злости со стоящей в глазах обидой, маг, сжимая кулаки, быстрым решительным шагом направился в распахнутые двери храма.

Уже со входа, мужчине стало понятно, что здесь кто-то побывал. Два изорванных тела привратников были явным тому доказательством. Эмоции мага тут же сменились беспокойством и страхом.

- Астика… – Беззвучно проговорил маг, после чего побежал вниз по лестнице, перепрыгивая по нескольку ступеней за раз.

В конце лестницы маг сбился с шага, с ужасом окинув взглядом изломанные тела двух мертвых жриц Храма Жизни светлого Бога Лирия, лежащих перед закрытыми дверями главного зала храма. Перевернув уткнутое лицом в угол дверного проёма тело, на лице мужчины проскользнуло легкое облегчение.

- Не она… - ясно читалось по его губам.

Оттащив тело девушки в сторону, оперев его о стену, маг толкнул двустворчатые двери, но они не поддались. Тогда мужчина, закусив губу, свёл ладони рук возле груди, после чего резко разомкнув, распределил между руками собранный свет искры и ударил ими в стоящую на пути преграду.

Сорванные створки тяжелых дверей рухнули на мраморный пол, прокатившись по нему ещё несколько метров. От открывшейся перед взором картины у мужчины перехватило дыхание, а глаза предательски заблестели, наполняясь влагой. Старики, женщины, дети искавшие укрытие в самом надежном месте Элии – храме Лирия, сейчас устилали пол своими телами, которые покинула жизнь.

Красная капля упала на плечо. Потом одна на голову, и ещё одна. Маг поднял взгляд, чтобы посмотреть на некогда прекрасную капеллу, где были изображены цветущие сады величественной столицы Элии. Пальцы правой руки до боли впились в лицо, ладонь намертво зажала рот не давая вырваться наружу крику боли и отчаяния. Вот и причина, отсутствия тел жриц среди мертвых. Все жрицы храма Лирия словно мухи в паутине были приколочены металлическими штырями к своду капеллы.

- Астика… - Произнёс Марас, упав на колени и глядя безжизненными глазами в свод, по которым уже вовсю бежали слёзы. – Лирий… где же ты?

Сразу после этих слов маг посмотрел в сторону алтаря, находившегося в самом конце длинного зала, только сейчас заметив творящееся там действо. Лирий – Бог Элии, вмешательства которого все с надеждой ждали, сейчас стоял у алтаря своего храма, склонив голову перед двумя своими младшими товарищами Дерованом и Асфелем. Рядом с младшими Богами стояли ещё двое, которых маг тут же узнал: Аминакс и Онна – апостолы Лирия, стояли рядом с младшими Богами и, не скрывая усмешек, глядели на поникшего верховного бога. За действом, развернувшимся здесь сидя на алтарной плите, наблюдал мужчина в тёмно-зелёной готической броне.

«Почему в храме Тёмный Бог?! И почему апостолы ничего не предпринимают!?». Когда копьё Аминакса скользнув в умелой руке, плашмя ударило остриём по плечу Лирия, заставив припасть на колени, Марас немного начал понимать происходящее. Всеми любимого милостивого Бога, который неусыпно опекал Элию и заботился о её народе – предали!

Переступая на негнущихся ногах, не веря в происходящее, Марас побрел в сторону алтаря, спотыкаясь о мертвые тела. Элийского мага уже давно заметили, но не видя в нём угрозы, лишь удостоили мимолетным взглядом продолжая вести беседу с верховным Богом, который уже успел подняться с колен.

Едва разгневанный маг начал творить волшбу, как рука Асфеля взлетела вверх собрав пучок света, готовая обрушить божественную мощь на отважившегося встревать в разговор глупца. Однако всё время молчавший Лирий, что-то крикнул, и молодой Бог опустил руку, занесенную для удара. Последнее, что Марас успел увидеть, проваливаясь в липкие объятия сна, как Лирий протянул Деровану белый бархатный мешок и, склонив голову, под довольные смешки богов и своих бывших апостолов, направился прочь от алтаря.

Как только оковы сна спали, Марас скидывая с себя негу, резко поднялся, озираясь по сторонам. Маг сразу узнал место, где он сейчас находился. Это была вершина сигнального шпиля, откуда открывался прекрасный вид на столицу Элии. Он не раз вместе с Астикой сидел здесь ночью, наблюдая за звездным небом и разноцветными огнями столицы. Именно здесь он сделал ей предложение стать его женой несколько лет назад.

Зубы мага тут же сжались от злобы, а в его разуме начали проноситься картины, увиденные в храме. Ещё большая злость Мараса захлестнула, когда он увидел Лирия, который облокотившись на перила заграждения, с грустью наблюдал, как догорает его храм.

Маг хотел вцепиться в горло некогда любимому Богу, за то, что тот не вмешался, когда был так нужен. За то, что допустил всё это! За своё бездействие!