— А мы же пёсики верные. Только перед хозяином хвостом виляем, Иван Фёдорович, — сказал я, вставая со скамьи и пытаясь пройти мимо него.
— Ну, будет, Родин. Нормальные вы ребята. Меня к вам Новиков отправил, а его попросил ваш товарищ. Рыжов вам привет передаёт, и просит не волноваться за него.
Мои товарищи буквально бросились к Швабрину узнавать подробности. На этот шум сбежались и остальные обитатели нашей казармы.
— Вы чего? Да успокоились! — кричал Швабрин, пытаясь отделаться от заваливших его вопросами курсантов. — Становись! Курков, построить всех перед казармой.
— Форма одежды? — спросил Макс.
— Да по барабану!
Оба взвода построились в колонну по три, оставив небольшое пространство между собой.
— Второй курс налево, первый курс напраааво! — скомандовал Швабрин.
Сейчас он вполне соответствовал образу нормального офицера. Голос командный, движения и походка статные. Иван Фёдорович становится взрослее! Такими темпами и перестанет кретином быть.
— Все вы видели сегодняшнюю аварию самолёта Л-29. Хочу вам сказать, раз уж меня занесло к вам, такое вполне может случиться и с вами...
Мда, умеет он приободрить народ. У некоторых в глазах уже буквы, собирающиеся в слово «Рапорт» видны.
— Не с того начал... сегодняшний случай видели все. Такое случалось раньше, может случиться и в будущем...
Швабрин посмотрел в нашу сторону, будто пытался спросить, пойдёт ли такое вступление. Я взял на себя смелость, и сделал отрицательные движения головой. Меня больше интересовало состояние Нестерова.
Раз уж про здоровье Артёма мы узнали, то теперь нужна была информация о Николаевиче. Только вот мотивационная речь Швабры как-то не к месту сейчас.
— Ой, короче... Рыжов в порядке. Отшиб ягодицу и повредил своё самолюбие, — сказал Швабрин.
— Как самолюбие? — спросил Костян.
— Вот так. Приземлился на край здоровенной ямы и скатился вниз, а там компост. Говорят, час отмывался в душе. Комбинезон будет где-то новый доставать. Похоже, не отстирал.
Это хорошо, что в строю послышались смешки и настроение улучшилось. Тем не менее, Иван Фёдорович почему-то умалчивает состояние Нестерова.
— Вы сказали, что это авария? Пётр Николаевич жив? — спросил я.
Швабрин взглянул на меня, не торопясь рассказывать. Что-то начинают меня сомнения терзать в правильности моей оценки последствий. Но второй купол я видел! И не только я. Значит жив.