Мельмот

– Я знаю, – отвечает она, чувствуя, как ее наполняет легкость.

Альбина фыркает. Она уплетает «Захер». Ее наряд уже не белоснежный.

– Как по мне, он просто глупый мальчишка, – заявляет она. – Его же ни о чем не просили. Никто не говорил ему: возьми вину на себя, понеси чужое наказание. Ты просила? Нет. И зачем тогда все это? – Она размахивает вилкой с презрительным и в то же время торжествующим видом. – Бедная маленькая английская myš. Он подарил тебе жизнь, а ты что с ней сделала? Сама построила себе тюрьму. Идиотка!

– Я этого заслуживаю. Заслуживаю.

(Йозеф Хоффман серьезно кивает.)

– Знаете, – Адая кладет на руку Хелен свою прохладную ладонь, – страдать не всегда обязательно, даже если это заслуженное страдание.

Ее большой палец ласково поглаживает запястье Хелен.

Тея еще не сказала ни слова. Она хмурится. Хелен хорошо знает это ее выражение: Тея размышляет, задается вопросами, обдумывает факты. Ее глаза обводят зал – пианино, ловких официантов, плывущий за окном Национальный театр. Она расстегивает, потом снова застегивает, потом снова расстегивает бандаж на левом запястье, пробует сжать и разжать кулаки. В последнее время ее ослабевшие руки постоянно отекают. Пчела на пальце копошится в глазнице серебряного черепа. Наконец Тея произносит:

– Случай не такой уж и беспрецедентный. Помнишь Книгу Левит – там было о козле, на которого возлагали все грехи рода человеческого и уводили в пустыню умирать? Раз Арнел Суарес превратил себя в козла отпущения, правосудие свершилось. Более того, свершилось даже дважды, учитывая твое самонаказание и отречение от всего. – Она доверительно склоняется к Хелен: – Мы с Карелом все пытались понять, что же с тобой такое. В конце концов решили, что ты воспитывалась у иезуитов и по вторникам хлестала себя плеткой.

Просто нелепо, с какой беспечностью они отнеслись к ее рассказу, и Хелен протестует.

– Вы не воспринимаете меня всерьез, – говорит она. – Иначе вы бы встали и ушли.

Альбина пожимает плечами:

– Эта женщина. Роза. Ты сделала то, о чем она тебя просила. Я бы сделала то же самое и даже петь не стала бы.

И Хелен ей верит, на мгновение представив себе, как однажды утром просыпается и видит Альбину, приближающуюся к ней с подушкой в руках.

Тея задумчиво добавляет:

– Будь я его адвокатом, пожалуй, мне было бы что сказать на суде в его защиту. Но я не его адвокат. Срок давности по твоему преступлению истек, малышка Хелен.

Адая пересыпает жемчуг из одной ладони в другую. Она говорит мягко, извиняющимся тоном:

– Возможно, это не так и ее приговор пожизненный.

– И это правда! – Хелен благодарна Адае за то, что хотя бы она не обманывается, не пытается представить суду смягчающие обстоятельства, не протягивает ей руку милосердия.

– Адая, положи это куда-нибудь и подай мне сумку, – велит Тея.