Геша глянул в перископ. Вокруг шоссе горели подожженные немцами елки, а за леском виднелись заводские трубы и редкие каменные дома, без окон, выкрашенные в желтый цвет. Правее горели железнодорожные вагоны – от них поднимался густой черный дым.
До Берлина восемьсот метров. Танки прорыва «ИС-3» с гулом ворвались на улицу какого-то пригорода. Пусто, никого. Повсюду валяются немецкие каски, шинели, остинки. Патроны, винтовки, фаустпатроны. Через каждые сто метров улицу перегораживала баррикада из наваленных телег, бричек, ящиков, молотилок, колес, столов и стульев. Трупов немецких солдат, раздавленных «ИСами», тоже хватало.
– Не успели они, тащ командир! – закричал Федотов. – Хотели, видать, узел сопротивления организовать, а тут мы!
Обгоняя танки, выехали на огневую позицию «Катюши». Стали ровной шеренгой, минометчики принялись заряжать «рамы».
День был безоблачный, но сквозь пороховой дым и гарь солнце смотрело тускло-багровым диском. Мрачно было, как в сумерки.
Капитан, метавшийся у «Катюш», застыл вдруг и прокричал команду, широко разевая рот. «Огонь!» – какая еще могла быть команда?
И точно – с ревом и скрежетом рванулись вверх эрэсы, волоча за собой огненные хвосты. В воздух поднялось все: песок, пыль, камешки, образуя густое серое облако. Рядом вповалку лежали беженцы – берлинцы, таща на себе тюки с домашним скарбом, увидали воочию, как играет «сталинский орган».
После залпа они поднимались, очумелые и заискивавшие: «Русс гут… Русс гут… «Катюш», «Катюш»… Берлин капут!»
– Иваныч! Вон по той улице давай!
– Понял.
На узких улицах Берлина, заваленных грудами битого кирпича, пересеченных траншеями, заставленных надолбами, одновременно могли продвигаться лишь две «сороктройки». Впереди шли саперы и автоматчики, очищая путь от «патриотов» с гранатометами.
Попадался противотанковый ров – пехотинцы забрасывали его мебелью из окрестных домов, разбитыми заборами, землей, – и снова вперед.
Первые танки вели огонь, а вторые стояли в очереди. Если «передовую» машину подбивали, ее место занимала другая.
Так и шли.
На стене одного из домов был написан немецкий лозунг: «Берлин никогда не сдастся!» Автоматчик перевесился через бронированный борт «Б-4», зачеркнул написанное и размашисто вывел: «А я в Берлине. Сидоров».
Впереди нарисовалась настоящая крепость – надземное бомбоубежище. Это было мрачное, похожее на тюрьму здание в пять этажей, с железобетонными стенами толщиной в два с половиной метра, с окнами, закрытыми массивными бронеплитами, с многочисленными прорезями бойниц.
– Самоходчики!
На позицию вышли ИСУ-152. Первый же снаряд вынес широкую стальную дверь, а второй пробил броневой щит на окне второго этажа – из проема рванули дым и пыль.
Парочка ЗСУ открыла огонь из спарок, обстреливая окна и бойницы – прикрывая пехоту. Два БТР тут же рванули к бомбоубежищу, и мотострелки ворвались внутрь.
– Борзых! Сунь-ка бронебойный. Приветим фольксштурм…