Наследница тамплиеров

22
18
20
22
24
26
28
30

— Там не на что смотреть. Только на ямы, в которых скопилась вода. И вот что я вам скажу! Мы вовремя успели! На месте Икскюльского замка хотят строить церковь! Уже приезжали землемеры и архитектор из Риги, снимали планы. Если бы они начали копать первыми и нашли плиту, мы бы ее никогда больше не увидели. А ее, может быть, велел вырезать мой предок. Вы знаете, что я по материнской линии происхожу от Фитингофов?

Лысому господину было лень припоминать всех крестоносцев, от которых за три года знакомства успел произойти барон. Тем более что Фитингофов в крестоносные времена в Вестфалии было немало. Уж этим вопросом лысый господин занимался основательно — он хотел понять, какая может быть родня у человека, чья жизнь очень его интересовала.

— К тому же туда нужно подниматься. Тропа — узкая и скользкая. Замок — на берегу Двины, а берег высокий. И лучшее, что мы там можем увидеть, это куски доломита, из которого он был построен еще при епископе Мейнхарде. Здесь была его первая резиденция. Поверьте мне…

— Я хочу пройтись и подышать свежим воздухом.

Избалованный нос лысого господина уловил совсем уж гадкий запах — на кухне подгорела брошенная на плиту жирная тряпка.

— Но вокруг — сплошная грязь, осень, видите ли…

— Вижу. Тогда отведите меня в комнату, куда не доносятся кухонные ароматы.

— Ароматы? — удивился барон. — Вы о чем, сударь? Там Гриета готовит ужин… для работников, для работников! Мы ведь держим пост! Хотя вода дозволена. Хотите, я велю Петеру подать холодной воды?

— Не надо. Я пошлю Клауса к колодцу.

Клаус вернулся и мрачно доложил: какой-то феноменальный дурак поставил в двадцати шагах от колодца хлев, и чтобы дойти, нужно шлепать по навозной жиже. Так что зачерпнуть воды из такого сомнительного колодца кучер не рискнул.

— Возьмите Лизетту, скачите к ближайшей корчме и добудьте чистой воды. Заодно узнайте, можно ли там переночевать.

— Будет сделано, господин Вернер.

— Как? Я же распорядился, чтобы вам тут приготовили постель! — возмутился барон.

— Благодарю. Мне будет удобнее в корчме, — сухо ответил лысый господин. И отодвинул стулья, загородившие книжный шкаф.

Барон надулся. Он не понимал, что смутило гостя. Сам он вырос в примерно такой же усадьбе, эту приобрел недавно на деньги лысого господина — требовалось жилище недалеко от развалин замка. И он даже гордился тем, что сумел навести в ней кое-какой порядок.

Им следовало обсудить подробности ритуала, но взаимное недовольство мешало обоим: один обиделся, что его труды не оценили, другой неожиданно осознал, что зря потратил кучу денег. Только ближе к полуночи оба собрались с духом, чтобы действовать.

Барон даже переоделся — оказалось, он где-то раздобыл длинный черный халат и решил считать его мантией. На голову он надел черную шапочку вроде ермолки и преобразился: только что был неряшливым стариком, и вдруг сделался то ли магом, то ли алхимиком. Последнее, что он сделал, — повесил на грудь красный тамплиерский крест в круге, вырезанный из дерева и аккуратно раскрашенный. Круг был величиной с суповую тарелку и весил никак не меньше трех фунтов.

Лысый господин (барон обращался к нему «господин Вернер», но до сих пор не знал, это имя или фамилия) тоже достал из саквояжа одеяние, но ослепительно белое, с нашитым тамплиерским крестом, также красным, только побольше. Одеяние помялось в дороге, но доверять его кухарке Гриете лысый господин не рискнул — в доме барона фон Апфельдорна утюг, несомненно, был, но чистить его от ржавчины и грязи пришлось бы до утра. Если бы в баронской усадьбе пекли в этот день хлеб, можно было бы воспользоваться старым крестьянским способом и разгладить ткань горячими ковригами, сперва укрыв самой чистой простыней, какая только есть в хозяйстве. Но хлеб не пекли, так что пришлось обойтись.

Свое одеяние лысый господин натянул поверх сюртука — в спальне было холодно, потому что огонь в печке мог все испортить. Огонь мог быть только от трех свечек — это барон, собиравший все о тайных ритуалах, вычитал в одной умной книжке, и лысый господин спорить не стал.

— Нужно помолиться, — сказал он. — Я привез молитвенник семнадцатого века — самый старый, какой мог достать.