Наследница тамплиеров

22
18
20
22
24
26
28
30

— Митенька пропал, — сказал Борис Семенович, выведя Лео на служебную лестницу. — Никогда такого не бывало. Вы с ним вроде подружились. Куда он мог бы убежать?

— Хорошо бы сперва понять, от кого и почему он прячется… — Лео задумалась. — А что, если он у родственников? У него же в Протасове тетя и двоюродная сестра… Так! Другая сестра — вроде бы в Гатчине! Старшая, а младшая…

— Я видел эту младшую. Послушайте, сделайте доброе дело — поезжайте к этой тетке. Если он там — уговорите выйти на связь! Даже если он что-то натворил — скажите, все можно обсудить, обо всем можно договориться! Вы ему нравитесь, вам он не откажет!

— Борис Семенович, у него же есть какая-то подруга. Кажется, даже не одна.

— И что, мне сейчас все бросить, звонить в «Часовой» и заказывать поиски этих подруг? Говорю вам, мне не нравится, что он не выходит со мной на связь! — воскликнул Успенский. — Прошу вас, поезжайте к его тетке, вытащите его оттуда!

Вот тут Лео поняла наконец, с кем имеет дело.

Она видела в Германии плотных мужчин, распространявших вокруг себя аромат непоколебимости и эпического спокойствия, которые, чуть жизнь щелкнет по носу, закатывали истерики почище оперной примадонны, блиставшей до первой мировой. Оказалось, и в Протасове такое случается.

— После завершения рабочего дня, — отрубила Лео и быстро ушла в операционный зал.

Она была уверена: девочки отлично знают про семейные дела референта. У подчиненных главная отрада в жизни — перемывать кости начальству, а референт — вроде как составная часть начальства. И точно — минут через двадцать Лео знала адрес Митенькиной тетки, через полчаса ей нашли и телефон Леси.

Лео знала, что кузина референта с большой придурью, и решила: звонить ей только в случае крайней необходимости. В семь вечера, когда «Трансинвест» закрылся, Лео отправилась на поиски референта. Возле дома тетки она была в половине восьмого.

Тетка оказалась суровой женщиной, склонной командовать и вещать наподобие Кумской сивиллы. Но, как поняла Лео, эта женщина презирала вранье. Когда она сказала, что племянник у нее недели три не появлялся, Лео поверила.

— Может быть, ваша дочь знает, где он?

— Леська?! Вы ее больше слушайте, она вам такого наговорит! — воскликнула тетка. — Боже мой, за что мне это наказание? Я никогда никого не обманула, только правду, только правду! Муж — только правду, только правду! Вика, наша старшая, — только правду, только правду А эта — я не знаю, в кого уродилась!

И Лео от души пожалела девушку, которая росла среди всеобщей и глобальной правды.

Жилище, где растили Лесю, было беспредельно скучным — в зале на одной стене ковер, прочие стены пусты — ничего в рамочке, не говоря уж о раме, никаких безделушек, ни одной книги — на полках под стеклом только посуда. Лео подумала: тут поневоле начнешь фантазировать напропалую. Стало также понятно, почему Митенька редко бывает у родственницы.

Она оставила свой телефон с настоятельной просьбой: когда племянник появится, звонить в любое время дня и ночи. Сама взяла на всякий случай телефон правдоискательницы. Покинув это унылое жилище, она связалась с Кречетом, но тот попросил перезвонить попозже.

Мурч проводил носатого старца к дому со сгоревшей крышей, и туда же прибыла машина «Часового». Это был старый внедорожник, который брали те, кому требовалось, для вылазок, чтобы не портить личный транспорт. Вид у него был обшарпанный, но внутренности содержались в полном порядке. Правда, в багажнике черт бы шею сломал. Там было много всякого добра, в том числе и гиря-двухпудовка, которую бойцы «Часового» купили за свой счет для соседнего тренажерного зала, но зал закрылся на двухнедельный ремонт.

Деду предложили сесть в машину добровольно и без шума, во избежание недоразумений. Дед был недоволен, но согласился.

В машине он нахохлился и бормотал, как мартышка, почти беззвучно.

По дороге к базе Мурч, сообразив, что пленник голоден, взял в автолавке у автобусной остановки хлеба, колбасы, плавленого сыра и чайной заварки, а кипятильник и посуда в бывшем свинокомплексе имелись. Дед обрадовался и обещал все рассказать как на духу. И, когда прибыл Кречет, дед заговорил. Но понять его было почти невозможно.