Нужно было что-то делать! Первое, что пришло на ум, — выбросить заколдованные монеты. Второе: но ведь валюта… Третье: с этой валютой недалеко до дурдома! Четвертое: позвать попа, освятить квартиру! Пятое: отнести эти четыре двухеврика в церковь и перекреститься с облегчением!
Время было неподходящее — вечерняя служба, наверно, уже кончилась. Анюта приказала себе утром быстро собраться и дойти до Никольского храма, что на Суворовской. А четыре монеты так и оставила на кухне, накрыв крышкой и закрестив. Не то чтобы она боялась, что двухеврики ночью прилетят к ней в спальню и задушат, но с крышкой было как-то спокойнее.
Утром их было уже шесть.
Анюта долго смотрела на монеты, не решаясь прикоснуться. Потом взяла нож, ножом столкнула их в полиэтиленовый пакет, пакет завязала и кинула в сумку. Покормив ребенка, она быстро собралась, усадила Феденьку в коляску и отправилась в церковь.
Чем ближе был Никольский храм — тем медленнее она шла. Поравнявшись с оградой, вообще остановилась. И занятная мысль родилась в голове: а принято ли нести в церковь валюту?
В это время Митенька по телефону вправлял мозги Лесе.
— Не может быть, чтобы у нее все было о-кей с этими деньгами, — говорил он. — Ты что, не можешь с ней поболтать как-нибудь по-хорошему? Соврать что-нибудь? Ну, попроси у нее эти евро обратно, что ли! Скажи — для дела нужны!
— Для какого дела?
— Ты что, соврать не можешь?! Разучилась?! Для какого, для какого… Скажи — подруга за границу собралась, нужна валютная мелочь, чтобы в Париже ради одного круассана пятисотевровую бумажку не менять. Пообещай столько же — но бумажками. Или даже больше пообещай! Поняла?
— Поняла!
Леся не умела врать. Она умела сочинять. Причем только про себя — если бы ее попросили сочинить историю, как кузен Митька пошел на рынок за картошкой и там познакомился с дочкой миллионера, у нее бы не получилось. А про себя — да хоть с описанием свадьбы на Мальорке и медового месяца на Реюньоне!
Получив хороший разгон от кузена, который был пока единственным источником карманных денег, Леся оделась и позвонила Анюте, но та отключила телефон. Однажды она, зайдя в церковь, видела и слышала, как вразумляли женщину, у которой в сумке не вовремя заорал дурным пьяным голосом аппарат.
Леся бы не забеспокоилась — беспокоилась она только о себе, и то — не часто. Но если не выполнить поручение Митеньки — то и вознаграждения не будет. Поэтому она оделась и пошла в гости к Анюте.
Анюты дома не оказалось. Леся спросила бабушек и мам во дворе — не видали ли Анюту. Да, видали, убежала с коляской, и вид был перепуганный.
Вот тут уж Лесе стало не по себе. И, опять же, не за Феденьку, а за себя она встревожилась. Если ребенок заболел — Анюте будет не до подружек. А Лесе было вполне удобно с Анютой. Что бы она ни рассказывала о себе — Анюта даже не пыталась поймать ее на вранье.
Леся позвонила кузену и рассказала, что Анюта исчезла.
Митенька был в свои тридцать лет классическим мальчиком, которому дай волю — так и помрет бездетным. Но что такое болезнь ребенка — он знал, потому что у одной из его подруг рос болезненный малыш, и сколько денег уходит на лечение — он тоже знал.
Анюта нигде не работала, алиментов пока не получала, потому что развод не состоялся, вряд ли у нее был огромный счет в банке, значит — если сейчас врач пропишет дорогое лекарство, она отдаст все деньги, какие есть в доме, включая двухеврики. И разгадка секрета Икскюльской плиты, которая уже замаячила на горизонте, помашет хвостиком и будет такова!
— Ищи как знаешь! — рявкнул Дмитрий. — Чтоб через два часа нашла и забрала у нее евры! За любые деньги! Я потом верну!
А вот денег у Леси было не густо.
ebooksa