— Я отвезу вас, куда захотите, — сообщил я, решив не рисковать.
— А если мне нужно будет что-то еще?
Я качаю головой:
— Я не сделаю ничего, из-за чего могу попасть за решетку.
Чуть было не сказал «вернуться за решетку», но это ей знать было необязательно. Хотя, может, она и так уже знает. Может, когда я съезжал на обочину, она заметила тюремные татуировки у меня на руках — ну, из тех, что набивают булавкой и чернилами из шариковой ручки, и они вечно получаются грубоватыми и синюшными.
— Кое-кто украл мою кошку, — говорит она. — Я надеялась, вы можете помочь мне вернуть ее.
Я поворачиваюсь в кресле, чтобы посмотреть на нее в упор. Судя по акценту, все-таки латиноамериканка. Мне нравится та испанская теплота, с которой она проговаривает слова.
— Вашу кошку, — повторяю я. — То есть вроде как домашний питомец?
— Да, что-то в этом духе. И мне правда нужно, чтобы кто-нибудь помог выкрасть ее обратно.
Я смеюсь. Ну просто не могу удержаться.
— Так что же, вы останавливаете первое попавшееся такси и считаете, что водитель возьмет небольшой перерыв и поможет вам обласкать какую-то хату?
— Обласкать?
— Ну, залезть. Но тихо. Вы же не хотите, чтобы вас поймали?
Она мотает головой.
— Нет, — говорит. — Я просто надеялась, что вы поможете.
— И почему же именно я?
— У вас добрые глаза.
Люди много всего наговорили про меня, но вот такого раньше я не слыхал. Это все равно что сказать волку, будто у него обаятельная улыбка. Мне говорили, что у меня глаза мертвеца, тяжелый взгляд, но ничего приятного никто сказать мне про них не мог. Не знаю, по этой ли причине, или это все ее невинность, от которой так хочется о ней заботиться… Так или иначе, я обнаружил, что киваю.
— Конечно, — говорю я ей. — Почему бы и нет. Клиентов все равно сегодня маловато. Где нам искать эту вашу кошку?
— Сначала мне надо домой, переодеться. Не могу же я… Какое вы слово употребили? — Она улыбается. — Не могу же я обласкивать хату в таком виде.