Тайнопись видений

22
18
20
22
24
26
28
30

Такалам рассмеялся. Мальчик не разобрал соахской речи отца, но услышал свое имя, и этого хватило, чтобы он выбежал из кустов и понесся обратно в деревню, сверкая босыми пятками. Вскоре ушел и вождь, оставив правдолюбца в одиночестве. Такалам сел на замшелый берег, отмахиваясь от полчищ мух, сновавших туда-сюда над рекой – зеленой, густой и почти неподвижной от ила, – достал из кожаной папки несколько листов бумаги и принялся что-то записывать.

Встав у него за спиной, Кайоши не сумел понять ни единой буквы или цифры, хотя был достаточно грамотен, чтобы знать основные языки мира. Тут он вспомнил символы на клочках шелка, которые раскладывал Нико, решая загадку, и осознал их схожесть.

– Что же вы записываете, Такалам?…

– А-а, ты уже здесь, друг мой! – неожиданно сказал правдолюбец, оборачиваясь.

Кайоши вздрогнул и едва удержался на грани сна.

– Я так и знал, – рассмеялся Такалам. – Давно тебя не было. Скажу прямо: народы Нанумба совсем не поддаются моим убеждениям. Это печалит больше всего, ибо только здесь я встретил поистине хорошее отношение к порченым. Есть еще Руссива, но туда я не поплыву, это смерти подобно. Сам знаешь, как там боятся ведунов. Руссиву я оставляю на тебя, мой друг… Да, у всех тут свои верования, хоть в Уту-Руйе, хоть в Бодь-й-а, хоть в Маньоке… С чего ты взял, что я не ломаю язык, пока выговариваю это? Просто я приучился… Особых новостей нет. Пока тебя не было, я путешествовал по Ноо, но недолго. Люди там довольно агрессивны и очень легко обижаются – на самые мелочи, про которые и не подумаешь. Особенно в Пархире. Там так тесно и бедно до ужаса, а семьи просто громадные. Если, не дай солнце, обидишь кого, на тебя выйдут сто человек, и косточки целой не останется… О, не волнуйся, я уже сделал записи на сегодня. Скоро начну собирать все в книгу.

С этими словами Такалам спрятал листки обратно в папку и поднялся.

– О чем вы говорите?! – выпалил Кайоши. – С кем разговариваете? Неужели… Неужели это посланник Драконов общается с вами?

* * *

Архипелаг Большая Коса, о-в Валаар, г. Рахма,

3-й трид 1020 г. от р. ч. с.

Столица Валаара была серой, сродни пеплу. Нико раньше не встречал таких городов, и его поразило резкое различие между домами горожан и императорским дворцом. Кроме него, здесь совсем не было украшенных зданий, и даже особняки богачей выглядели грубыми каменными хибарами. Это не удивляло принца в Еванде или Медуке, но от главного города архипелага он явно ожидал большего.

Дворец казался жадным паразитом, перетянувшим на себя все архитектурные детали округи. Он был перекормлен лепниной, мраморными капителями колонн и сусальным золотом. Окна, тонкие, как колья, врезались в полукруглые козырьки и рождали чувство дисгармонии – несовместимости гладкого с острым, грубого с изящным, светлого с грязным.

Во дворце было по крайней мере пять этажей, на каждом из которых уместилось бы здание сената, и делился на дюжину круглых башен, налепленных на центральный куб. Издали казалось, что на резиденцию императора накинули кружевную салфетку, а вблизи от обилия мелких деталей рябило в глазах.

Привыкший к эстетике Падура, Нико с первых минут счел Рахму блеклой и безвкусной. Люди здесь прятались за толстыми стенами-крепостями от холода, соседей, сглазов и невзгод. Они были замкнутые, угрюмые и себе на уме. В Соаху всегда было шумно и весело, везде что-нибудь происходило: играли музыканты, семьи устраивали танцы, кудесники развлекали зевак, на рынках бодро торговались, а то и дрались. Здесь же для пущей картины уныния не хватало только перекати-поля, гонимого ветром по пустым улицам. Они не были пусты на самом деле, и люди вели беседы, где-то даже прикрикивая на детей или друг на друга, но в этом не чувствовалось жизни, веселья и легкости. Принц не нашел в столице никакого отличия от окраинных городов Валаара и ощутил невыносимую тоску по родине.

Прежде чем покинуть «Источники», он узнал, что смотр для дворцовых работников проводят регулярно, в начале каждого трида, и датируют вторым числом, поскольку первый день всегда выпадает на затмение. Нико повезло успеть в Рахму к сроку, и ранним погожим утром он стоял у императорских ворот в большой очереди желающих.

Виё приврала о здешних порядках. Во дворце не задерживались только слуги-интеллектуалы: учителя музыки и танцев, изобретатели, искусствоведы, носители редких языков, знатоки ремесел и так называемые сопровождающие – местная элита. Они служили только императорской чете. Их задачей было привносить в окружение Валаария и его супруги нечто новое, интересное и современное. Остальные занимались совершенствованием знаний придворных.

«Мир не стоит на месте, и разум дворца должен обновляться подобно крови. Постоянство – синоним простоя. Я не потерплю подле себя провожатых, которые мне скучны и изжили все свои идеи в беседах со мной. Но я щедро одарю тех, кто помогает мне просвещаться и не отставать от мировых достижений» – вот что говорил по этому поводу император.

Он уважал науку и старался добиться успеха в разных областях. Это касалось и императрицы. Жене Валаария приличествовало во всем соответствовать мужу, и она постоянно занималась саморазвитием. Нико не мог не признать, что такой подход, в отличие от принятого на родине, очень ему импонирует.

Он догадался и о причине, по которой Валаарий увлекся доктринами. После рождения уродливого наследника император стремился всячески очистить свое имя и дошел до того, что отринул связь между появлением на свет детей с Целью и грехами родителей. Он списал странности порченых на болезнь, которая якобы передается по наследству, как родимое пятно. И утверждал, будто от нее можно избавиться, постепенно вычищая носителей и убивая затменников. Он казнил первую жену и, в подтверждение своей теории, стал погружаться в науку, дабы казаться просвещенным и довлеть над умами подданных.

Людей на мосту было много, и ни один не выглядел хуже Нико. Все в добротной одежде, чисто вымытые, приятно пахнущие, с ухоженными руками, сжимавшими то рекомендательные письма с печатями, то странного вида толстые папки, то механические безделушки, состоявшие из сотен мелких деталей. Из документов у Нико при себе имелся всего-навсего лист о здоровье, и принц едва не впал в отчаяние от такого количества конкурентов.