Небеса всё знают

– Ах, нет. Меня никто не насиловал. Специально нет, а вот в игровой форме…

– Чёрт, Джасмин, хватит, – грубо перебиваю её и она, закатывая глаза, тихо смеётся.

– Я лишилась девственности по собственному желанию.

– Это было больно? – Моментально задаю вопрос.

– Не помню. Неприятно, да, а вот больно… я ничего не чувствовала тогда. Совсем ничего, – Джесс бросает кисточку в растворитель и поворачивается ко мне.

– Ты любила его?

– Нет. Я даже его не знала, – спокойно отвечает она. И это вновь страшит, ведь настолько легко и просто говорит о том, что для многих девушек представляется значимым событием в жизни.

– То есть? – Низко переспрашиваю я, ощущая, как покалывают ладони от желания что-то ударить. И пока не понять, отчего это происходит. Но лютая жажда разорвать кого-то бурлит в крови.

– Я продала девственность за пять тысяч долларов, – на одном дыхании произносит она. Наступает тишина, в которой слышу только своё быстро бьющееся сердце и пульс в висках. Смотрю в её глаза и это не шутка. Она серьёзна, и ожидает от меня хотя бы чего-то. А я в шоке. В полном шоке.

– Зачем? Боже, Джасмин, скажи, что это розыгрыш, и сейчас ты начнёшь смеяться надо мной. Ты не могла этого сделать. Нет, не верю, – подавляю смешки, качая головой от такой глупости. На её лице играет мрачная улыбка, и я затихаю.

– Хочешь знать? Пожалуйста, – едко произносит она и проходит к столу, где лежит вывеска. Наблюдаю за ней, и мне кажется, сейчас начнётся мой ад, то самое пекло, которое начнёт сжигать заживо каждую клеточку моего сердца.

– У Карвера астма, в ту осень она обострилась, и требовались дорогостоящие препараты, чтобы её облегчить. Папа пахал, как проклятый, мама бралась тоже за любую работу. Но денег не прибавлялось. Пребывание брата в больнице и его страховка каждый год стоили немало для нас. От девочек слышала, что есть сайты, где продают всё, в том числе и девственность. Проституция в чистом виде. Я залезла туда, сама писала тем, кто заинтересован в этом. Попадалось много идиотов, но я нашла мужчину, который готов был заплатить мне за девственность пять тысяч. Он просил фото, и я их сделала. Мы обговорили всё без имён. Назначили встречу в гольф-клубе «Хантер», там есть гостиница. Я солгала родителям, что буду у подруг, и поехала туда. Волновалась ли я? Нет, мне было плевать. Мы встретились в номере, он не знал, что мне всего пятнадцать, я назвала ему совершеннолетний возраст. Он был очень приятным, не сказала бы, что красивый, наоборот, взрослый, толстый, но я за него замуж не собиралась. Всё было быстро, аккуратно, и он уехал, оставив мне пять тысяч. Вот и всё. Доволен? – Она складывает руки на груди, а мне остаётся только осесть на стол. Я смотрю на неё, и внутри всё замирает буквально на секунду, пока разум принимает её слова, сказанные так небрежно.

– Ты с ума сошла? Почему мне не позвонила? Джесс! Кто этот ублюдок? У тебя его имя осталось? Я засужу его! – Мой крик вылетает прямо из груди, заставляя вскочить и быстрым шагом приблизиться к ней.

– Я звонила тебе, Флинт. Три раза, и постоянно слышала о том, что ты занят. Я. Тебе. Звонила, – она указывает на меня пальцем, и её губы от ярости трясутся, а меня, то подкидывает, то опускает в эту маленькую, вонючую и пыльную комнату, где я стою, и вина медленно пронзает мою душу. Она издевается надо мной, причиняя ту боль, которую я заслужил. Моя вина! Моя вина, что эта девочка так поступила.

– О, боже, – судорожный вздох, и я отшатываюсь от Джесс, бегая глазами по её ещё юному лицу.

– Что, Флинт, я теперь грязная, да? Потаскуха? Да! Блять, да! Я шлюха, которая продала себя за бумажки! Моему брату это было необходимо! Я шлюха! И мне не стыдно! Ни капли не стыдно перед тобой! Хочешь осудить меня? Пошёл ты! – Она с каждым словом толкает меня в грудь, отчего я пячусь назад, а она наступает на меня.

– Нет… конфетка, нет, – перехватываю её руки и сжимаю пальцами запястья. Глаза её блестят от слёз, от боли, которую она несёт в себе. Да, не верю я в то, что ей всё равно, что тогда не было страшно ехать к незнакомому мужику, чтобы получить деньги за себя! Не верю, и от ужаса то открываю, то закрываю рот. Что он мог сделать с ней ещё? Если бы попался мудак, который от неё бы живого места не оставил? А где был я? Не было меня! Не было, чтобы спасти.

– Джесс, Джасмин, послушай, – прижимаю её руки к своей груди. – Чёрт, прости меня. Прости за мой эгоизм. Я не знал, и это только моя вина. Прости, миллион раз прости за всё. Я не могу принять этого, потому что ты была и осталась для меня моей Джесс, моей маленькой конфеткой, которую я любил. Боже, милая моя, прости.

Дёргаю её на себя и сжимаю в руках липкое тело. Утыкаюсь носом в её волосы, и хочется разрыдаться от резкого и сильнейшего взрыва в моём сердце. Это теракт моего прошлого и настоящего. Подорванная мина медленного действия, и мне больно. Чертовски больно знать то, через что ей пришлось пройти из-за меня. Я готов умолять, стоять на коленях и сделать что-то ещё, но не сейчас. В эти секунды пока она тихо плачет в моих руках, я хочу только уберечь её. Вот так заслонить от этого грёбаного мира и таких как я. Подонок, ненавижу себя за всё. Ненавижу.

– Конфетка, да зачем же ты так жестока к себе? – Горько шепчу, отклоняясь, и она поднимает на меня лицо.