Бастард рода Неллеров

22
18
20
22
24
26
28
30

А он точно бывший сержант, вышедший в отставку после увечья? Не похож. Где и на каком этапе Ригер потерял свои командирские повадки? Сколько Степ себя помнил, дядька всегда таким был. Услужливым. Впрочем, парня-то уже нет. Теперь я здесь. Гадство, как же горит всё внутри.

Раздеться сам не смог. Это не беда, если есть нянька. Ха, сапожки-то с острыми носками без разделения на правую и левую ногу. Опекун бережно их стаскивает. Замечательно. Одежда грязная. Кто стирать будет? Ответ опять приходит быстро. Не я. И не отставной сержант.

Тётка Эльза два раза в неделю приходит помогать по хозяйству. За скромную плату, как думал Степ. Я же понимаю вдруг, что Ригер рассчитывается не только деньгами, а и надеждой. Надеждой, что однажды он попросит руки своей вдовствующей уже семь лет соседки.

— Спасибо тебе. — чувствую, надо это сказать. — Не переживай сильно. Мне уже легче.

Ригер засопел, нахмурился, провёл мне по голове трёхпалой — без мизинца и безымянного пальца — ладонью, величиной с лопату, и хрипло сказал:

— Я быстро.

Собрав грязную одежду и обувь в охапку, потопал на кухню, а я откинулся на набитую крупными перьями колющуюся подушку и выдохнул.

Звуки растопки печи? Значит, чай я получу не так скоро. Есть время. Ну, что, пора?

Закрываю глаза и позволяю тонкому ручейку информации превратиться в обрушившийся на меня её поток. Выдержу? Должен. Никогда слабаком в плане жёсткости характера и выдержки не был.

Теперь стал. Сам не понял, когда потерял сознание и через какое время пришёл в себя. Но очнулся вовремя, иначе последовала бы очередная порция волнений дядьки Ригера.

— Вот, попей. — он придвинул к кровати табурет и поставил на него медную кружку. — Я разбавил. Не сильно горячее. Или тебе помочь?

— Не нужно. — приподнимаюсь, беру отвар и делаю осторожный глоток. — Вкусно.

— Ещё бы. Мёд только вчера накачали. Свежий. — улыбнулся опекун и тут же спохватился. — Так, я за Георгом. Лежи, не вставай.

Георг? Раньше же была Виталия? Нет, вспомнил, она ещё два месяца назад продала врачебную практику и уехала в имение около Тибо-Ласта к овдовевшей дочери нянчиться с внуками и помогать управлять хозяйством. Теперь у них в районе новый лекарь, совсем молодой, года три только, как закончил университет.

Память Степа ещё не улеглась в моей бедной головушке. Хронология событий путается, а те сведения и знания, что кружат обрывками словно снежинки в пургу, всё никак не свяжутся между собой.

Бедной головушки? Это я что ли так подумал? Зря. Разве мне стоит плакаться? Нет же! Я ведь умирал, и уже попрощался — мыслями и словами — с женой, дочерью, зятем, годовалой внучкой, друзьями, сослуживцами. А сейчас, как тот Ленин, живее всех живых. Хоть и помят немного.

Боже, какой замечательный вкус у отвара — нотки смородины, мяты, ещё чего-то неизвестного ни мне, ни моему предшественнику в этом теле, и конечно же сладость свежего мёда.

А я ведь реально забыл, каково это, полноценно ощущать вкусы, запахи, саму жизнь. Даже проснувшаяся боль от ушибов и, наоборот, стихнувшее жжение в груди чувствуются совсем по другому, живее, чем то онемение, омертвление, что мне приходилось испытывать последние три года пребывания в больничных палатах.

Не знаю, кого мне благодарить, и за что мне дана ещё одна возможность прожить заново. Вроде, каких-то ярких добрых поступков не совершал. Мерзких тоже. Хотя, конечно, как у любого, всякое бывало, но без крайностей.

Случайность? Похоже, да. Если бы выбирали осознанно — кто-то, бог ли, дьявол, судьба иль жребий — нашлась бы другая кандидатура, более достойная, намного лучше меня в добродетеле или хуже в грехе.