– Кира, свет, пожалуйста, – говорит она Жуткой Кук ле, которая тут же послушно вскакивает со своего места и гасит лампы.
Нас окутывает полумрак. Единственным источником света в комнате остаются лишь маленькие декоративные свечки на столе и сияние их волос. Кексик поднимается с пола. Покашливает. И тянется к пакетику на зиплоке, где, теперь я это поняла, лежат не карандаши, а палочки корицы. Она достает одну и держит перед собой, как свечку. С силой втягивает носом ее аромат, крепко зажмурив глаза.
И начинает читать:
– Если бы я чистила корицу, – молвит она дрожащим голосом. – Я делала бы это в твоей постели…
Это поэма Ондатже «Собиратель корицы». Продолжая говорить, она начинает счищать с палочки корицы слои – долгими и нежными движениями. Землистая ароматная пыль сыпется на стол. Я украдкой оглядываюсь. Все внимают ей и торжественно кивают. Герцогиня слушает ее, закрыв глаза. Жуткая Кукла рассеяно поглаживает и пропускает между пальцев пушистый хвост розового пони. Виньетка смотрит прямо перед собой, приоткрыв рот. Я не знаю, что делать мне, поэтому просто держусь за свой стакан и наблюдаю за тем, как Кексик декламирует стихи, все яростнее и лихорадочнее отрывая кусочки от палочки корицы. Она запрокидывает голову, прикрывая глаза, точно в экстазе, ее дыхание сбивается. Все это время Герцогиня сжимает меня за руку так крепко, словно лежит в родовых схватках. Мое пересохшее горло сводит от желания бесстыдно расхохотаться, но я сдерживаюсь.
Когда она замолкает, примерно с минуту в комнате царит торжественная тишина. Такая, словно в этих стенах только что прозвучала пылкая молитва.
И вот наконец Жуткая Кукла выдыхает шепотом:
– О боже,
– Горячо, – говорит Виньетка.
– Мне безумно нравится то, как эротичность воплощается в тактильных и обонятельных переживаниях. Зайка, каждый раз, когда ты читаешь эту поэму, создается такое впечатление, будто она тобой овладевает, и ты словно воплощаешься в героине.
Все замолкают и смотрят на меня, как я понимаю. Похоже, ждут, что я тоже скажу что-нибудь эдакое.
– Это было… круто, – бормочу я, но звучит фальшиво, поэтому я добавляю: – Мне понравилось то, как ты рвала корицу.
– Сначала я хотела просто обмазываться пудрой, или подать печенье с корицей, но потом подумала: нет, нужно прямо рвать ее, рвать.
– Потому что ты не захотела насиловать ее природу, – замечает Герцогиня.
– Да, вот именно! – восклицает Кексик с таким видом, словно Герцогиня с первого раза уловила истину, которая ускользала от нее годами.
Герцогиня делает глубокий вдох, а потом медленно выдыхает, прикрыв глаза – опять-таки прямо как моя бывшая терапевт. Та, к которой меня заставлял ходить отец после смерти матери. Во время сеансов она сидела, закутавшись в кучу замысловато закрученных шарфов. Я лгала ей напропалую.
– Кира, Зайка, твоя очередь, – говорит Герцогиня.
После они все читают что-то по очереди. Жуткая Кукла облачается в красный плащ и читает эротическую версию «Красной Шапочки». Виньетка – главу из «Любовника» Маргерит Дюрас. Кексик в это время раздает спринг-роллы. И вот, в конце концов, Герцогиня достает свой стеклянный планшет из мехового футлярчика и вслух зачитывает свою уклончивую и неоднозначную критику, написанную ею на «Природу эротики» Юлии Кристевой.
В конце они все дружно вздыхают – словно только что пережили оргазм. Я тоже вздыхаю на всякий случай. За весь вечер я выпила уже несколько самантейлей, а кроме того, несколько коктейлей голубого цвета под названием «Свет и Солнце». Они говорят – это противоположность коктейля «Тьма и Тучи». Я ерзаю. Герцогиня без конца поглаживает меня по руке. Мне начинает казаться, что розовый пони подмигивает мне своими блестящими глазками, обрамленными завидными ресницами.