Кошки-мышки

— Девушку тоже с собой берешь? — усмехнулся знакомый, которого Никита Андреевич представил как Алексея.

— Это моя самая способная студентка, — как ни в чем не бывало пожал плечами Кремнев. — Ей будет полезно приобщиться к практике, если всерьез намерена стать следователем.

Алексей бросил на Яну оценивающий взгляд и едва заметно покачал головой. Должно быть, тоже не поверил, что она всерьез хочет стать следователем. Никто не верил сначала. Уж с ее-то внешностью! Яна была невысока ростом, не выглядела ни на день старше своих девятнадцати лет и постоянно красила белые как снег волосы в совершенно безумные цвета. Вот сейчас с ее головы медленно сходил цвет «фуксия», превратившийся уже в нечто бледно-розовое. Не верили сначала. Потом, когда узнавали ее лучше, начинали верить. Никита Андреевич в первые месяцы тоже смотрел снисходительно, а потом вот зачеты ставить перестал, стоило ей не понять тему.

Однако что бы там себе ни думал этот полицейский, а возражать против присутствия Яны не стал. Удостоверился, что они знают, куда ехать, и направился к своей машине.

Никита Андреевич сначала выехал с университетской парковки и лишь затем кратко пересказал, зачем приходил Алексей, поведал про трупы с вырезанными сердцами, один из которых накануне был не то сожжен, не то самосожжен. Яне очень хотелось спросить, какая именно помощь Алексею понадобилась от Кремнева, зачем они едут в морг, но она не стала. Скоро сама увидит.

— Так что же случилось с вашей мачехой? — поинтересовался Никита Андреевич, закончив со своей частью договора.

— А что вы слышали? — тут же спросила Яна.

Преподаватель бросил на нее странный взгляд, в котором перемешалось удивление пополам с восхищением.

— Проверяете, что я и так знаю, чтобы не рассказать лишнего? — уточнил он.

Яна не стала отрицать. В конце концов, она собирается раскрыть несколько секретов не самого чужого ей человека. А вот с Никитой Андреевичем, в отличие от Элизы, она почти не знакома.

— Я читал, что несколько лет назад в глухом городишке, затерянном где-то в лесах и болотах, произошла серия странных убийств, — послушно начал он. — Убивали женщин, и убийства очень походили на ритуальные. Все это происходило на фоне лесного пожара, отрезавшего город от внешнего мира. Как выяснилось, за много лет до этих событий группа подростков провела некий ритуал. И вот спустя двадцать лет дочь одной из тех девочек и убила остальных. Ваша мачеха оказалась последней и тоже едва не погибла.

Он замолчал, бросив на нее вопросительный взгляд, но Яна ничего не ответила. Понимала, что это еще не все. Если бы было все, что ему известно, он не спросил бы про Элизу. Потому что в его рассказе не было ровным счетом ничего сверхъестественного.

— По официальным данным, девочка сделала это из мести, — продолжил Никита Андреевич, очевидно, правильно поняв ее молчание. — На момент ритуала, из-за которого случился страшный пожар и погибла целая семья, только ее мать достигла шестнадцатилетия, поэтому единственная села в тюрьму, где и умерла. Девочка выросла в детском доме и решила отомстить тем, кто, по ее мнению, в свое время ушел от ответственности. — Он ненадолго замолчал, а затем продолжил: — Но я слышал и неофициальную версию. Тот ритуал был древнейшим ритуалом подчинения стихий. И хоть во время его проведения ситуация вышла из-под контроля, девочки успели получить дары стихий. Каждой достался один. Что досталось вашей мачехе?

— Огонь, — просто сказала Яна, вспомнив, как ловко Элиза зажгла плиту.

Никита Андреевич действительно раскопал правду, но далеко не всю, и Яна не стала говорить ему об этом. Убивая всех участниц ритуала, Анна — дочь девушки, оказавшейся в тюрьме, хотела завершить начатое матерью и подругами. После смерти каждой ее дар распределялся между оставшимися. И когда остались только она и Элиза, все силы были поровну поделены между ними. И так бы все и затихло, если бы Анну не застрелили при попытке к бегству. Теперь все стихии: Огонь, Вода, Земля, Воздух, Жизнь и Смерть — принадлежали Элизе. Но знали об этом только сама Элиза и Яна. Даже папа, возможно, был не в курсе. И уж точно не стоило этого знать Кремневу.

Однако даже того, что она сказала, хватило ему для восхищенного и пораженного взгляда. Должно быть, он до последнего считал, что неофициальная версия — всего лишь выдумки. Любой другой человек вообще не поверил бы. Даже Яна не поверила бы, если бы не была свидетелем тех событий. А может быть, даже если бы и была, все равно потом нашла бы им некое логичное объяснение. Если бы папа не влюбился в Элизу, если бы Элиза не жила теперь с ними. Но Яна видела ее каждый день на протяжении нескольких лет и довольно часто к ним приезжала теперь. Для Яны стали обыденными такие вещи, как Элиза, зажигающая плиту без спичек, закрывающая окна взглядом, наполняющая ванну силой мысли. У Элизы в розарии круглый год цвели розы и не водилось вредителей.

Конечно, она не рассказывала об этом направо и налево. Понимала, что про такое не стоит знать всем. Элиза к известности не стремится, более того, она ее боится. Так или иначе, Яна знала ее историю, знала, что бывший муж угрожал сдать ее в лабораторию, а такие угрозы, падающие на почву переживаний о собственной ущербности, способны поселить в душе очень сильный страх. Страх, который не вывести логичными доводами. Он забирается в подкорку, и никак не выковырять его оттуда. Яна рассказала Никите Андреевичу только потому, что о нем самом по коридорам университета ходили разные слухи. Такие люди, как он и Элиза, не сдают друг друга.

— Представляю, как ей тяжело, — пробормотал Никита Андреевич, снова отворачиваясь к окну.

И Яна не удержалась, хоть и не собиралась спрашивать:

— А что умеете вы?