— Для тебя-то бы сделали исключение.
И, вроде бы, я и был своего рода исключением, но, надеюсь, совсем другим. Почему-то чем дальше, тем больше тяготил меня этот разговор.
— Спасибо, нас и здесь неплохо кормят. Так что насчет Валеры? Я прав оказался?
— Да. Только Шубин немного переборщил с рыбоохраной. В воздух пострелял из-за трех «пескарей». Но получилось убедительно. Пришлось нашему руководству вмешаться даже, чтобы его из органов не поперли.
— Теперь он считается “нечистым на руку” ментом. Как раз то, что вам нужно, — продолжал я. — Все, кто делишки темные проворачивает в милиции, ему доверяют. Своим считают. Меченый, вроде как.
— Да, Шубин ценный сотрудник, но после того, как ты его задержал, придется его переводить в другой город. После такого тут он уже будет вызывать подозрение. Кстати, Андрей Григорьевич, отпустить бы его надо. И как можно скорее.
Теперь, конечно, это и обсуждать было нечего. Всё-то у них продумано, всё на мази, только мне почему-то нерадостно.
— Это сделаем. Я рапорт свой перепишу. И Петренко, естественно, искать не буду — это тот, который ему «Парабеллум» сдал и меня привёл. Напишу справку, что, дескать, проверил всех Петренко, у которых жену Галей зовут. Но не опознал. Стало быть, имя вымышленное было. Зацепок нет.
— Петренко мы сами накроем, — заверил капитан. — Когда время придет.
Я всё-таки не выдержал:
— А раньше нельзя было меня во все это посвятить? Зачем была игра в кошки-мышки? Я ж и подстрелить тебя мог. Не раз. И Валеру.
Обвинить их в том, что они ставили в опасность нас, я, положа руку на сердце, не мог. Больно уж нежно они у нас тогда схрон увели.
— Сам понимаешь, инструкция. Но она не предусмотрела, что ты такой ушлый окажешься. Не встречал я в советской милиции таких. Ты больше на спецагента похож, — хохотнул Лаврентьев. — Американского. Вот Черненко и дал команду ввести тебя в курс дела, пока ты нам совсем карты не спутал.
— Работа такая, — пожал я плечами. — А Сапожникова ты нам слил, получается потому, что он глаза мозолил скупщикам? Когда в монастыре у тебя обосновался. Или помочь мне хотел?
Это мне было очень важно знать.
— И то, и другое, — ответил Лаврентьев, брезгливо поджав губы. — Этот извращенец поселился в келье и мешал мне работать. Да и вам, я думаю, пригодилась его поимка. Жаль, что его в больнице придушили подушкой.
— Это сделал его подельник, Холодильщик. Чтобы тот его не выдал.
— Ты уверен, что это был Холодильщик? И что Сапожников был его подельником?
— У Сапожникова нашли фотографии убитых мальчиков. Причем они запечатлены в голом виде.
— Вот извращуга, — капитан беззвучно плюнул в сторону. — А мне, гад, каялся, что в молодости самую страшную ошибку совершил. Получается, он и дальше продолжал темными делишками заниматься. Помогал Холодильщику. Но зачем? Какой мотив?