- Ты сказал, что она похоронена.
Он усмехнулся.
- Да, но я выкопаю ее специально для тебя, дорогая.
Фрэнк Дюваль не знал, что на него нашло.
Что заставило его захотеть помочь Стиву Крузу, парню, который так долго был занозой в его заднице? Надо было оставить его на стоянке, заставить выблевать его собственные кишки и, может быть, оставить ему еще один удар в голову на счастье. Вот что он должен был сделать. И это было именно то, что всегда проигрывалось в его фантазиях о мести, особенно сразу после того, как Тара бросила его, и он все еще горел внутри.
Но сейчас?
Теперь он почувствовал жалость к парню, и вся эта старая ненависть и гнев в нем просто исчезли, и он задавался вопросом, действительно ли это было уже давно, и потребовалось что-то вроде стычки между ними на стоянке "Веселого Роджера", чтобы заставить его увидеть это. Он не был уверен, что чувствует сейчас. Может, это было хорошо. Может быть, все в порядке. Но в основном просто удивлялся... тому, насколько симпатичным был Стив и как он сам изменился теперь.
Стив был в полном дерьме, когда он посадил его в свой пикап.
Поник и мучился от боли.
Фрэнк решил, что боль – это не его дело, но потом Стив начал говорить о Таре вещи, которые не имели никакого смысла, и он проследил эту боль до их отношений, и решил, что это уже его дело. Потому что он все еще заботился об этой девушке и начинал заботиться о ее парне. Во всяком случае, он хотел, чтобы между ними все было в порядке. Он пережил слишком много боли, чтобы позволить им обоим бросить отношения сейчас.
Если в этом есть хоть какой-то смысл, а он в этом не был уверен.
Он мог бы бросить Стива у его дома, но парнишке было больно из-за того, что происходило между Тарой и ним, и Фрэнк знал, что такое боль, он знал, как она проникает в тебя, овладевает тобой и выжимает из тебя все праведное, пока ты не заглушишь ее любым способом. И выпивка всегда была первым, к чему ты тянулся. Так что, если бы он высадил Стива, этот глупец, вероятно, отправился бы в другой бар, еще больше подрался, заговорил бы не с тем парнем и проснулся бы в реанимации на режиме мягкой пищи.
И Фрэнк сделал немыслимое: он привез Стива к себе домой.
Ничего особенного, просто квартира в конце Элм-Стрит, прямо над магазином, где когда-то был бильярдный зал, а теперь с одной стороны располагался магазин подержанных книг, а с другой – мануальный терапевт. Все меняется. Все всегда меняется.
Он уложил Стива на диван, налил ему крепкий кофе, поджарил яичницу с беконом и заставил поесть. Он поел вместе с ним, и некоторое время не было ничего, кроме жевания. Но когда все закончилось, Стив выпил еще кофе и начал говорить.
Потирая уродливый багровый рубец на скуле, он выдохнул все это.
Фрэнк слушал, чувствуя себя неловко и в то же время взволнованно от того, что у него снова появилось окно в личную жизнь Тары. Он ожидал, что все будет как обычно, но получил совсем не это. На самом деле, то, что он получил, заставило его почти заныть внутри.
По словам Стива, Тара изменилась. Она была не в себе, и он не знал, что на нее нашло, но полагал, что это было что-то действительно уродливое и действительно мрачное, и не мог сказать, что она не сошла с ума. Или, может быть, что он сам сходит с ума. Потому что что-то произошло, какая-то темная пелена опустилась на их жизнь, и он не мог понять, какую форму она принимает, да и не был уверен, что хочет этого. Он рассказал о своем визите к Таре в тот день и о том, когда он ушел, он практически выбежал оттуда, потому что то, что было внутри нее, ну, это напугало его до смерти. Фрэнк не упомянул, что видел, как он проезжал мимо на Кросс-стрит, и решил, что об этом не стоит упоминать. Он позволил Стиву говорить, позволил всему этому яду вытечь из него. Он повторил кое-что из того, что Тара рассказывала ему о монстрах и всем таком, и о том, что нужно быть готовым, потому что они там, снаружи, ждут, просто ждут, и они заберут тебя, если ты не будешь бдительным.
Да, это было сумасшедшее дерьмо.