Это дерево считалось местной достопримечательностью, которая, правда, в последние годы утратила какую-либо ценность.
С момента, как мы с сестрой осиротели, Поющая Ива больше ни разу не пела. Из-за этого зеваки, причем не только ровердормские, но и те, кто приезжал сюда из Ольсена или даже из более отдаленных мест – как раз для того, чтобы взглянуть на этот феномен, – давно перестали к нам заглядывать.
Но я до сих пор помнила те счастливые времена, когда старая ива пела. Из глубин памяти всплывал шелест длинных тонких ветвей, которыми играл, заплетая их, ветер; как они стелились по земле и едва слышно звенели, касаясь глади пруда.
Но у той музыки было не только обычное, природное объяснение. В ней крылось нечто иное, какая-то неуловимая магия…
Нет, не так – это было настоящее волшебство, складывавшее звуки природы в едва слышимые, но все же различимые напевы, отзывавшиеся сладким трепетом в моей груди.
Я все еще помнила те моменты, когда стояла под кроной ивы, чувствуя себя до невозможности счастливой. Приходила туда с родителями и маленькой сестрой – слушать напевы старого дерева.
Иногда мы с сестрой кружились под них, а мама с отцом, взявшись за руки, смотрели на нас с Лиззи и улыбались.
Бывало, родители целовались под ивой, и дерево в те моменты начинало петь громче и громче, и я, смеясь, просила папу с мамой делать это дольше и дольше – пусть все услышат, пусть весь Ровердорм узнает, насколько мы счастливы вместе!
…Как же я могла об этом позабыть?!
Не вспоминала целых пять лет, прошедших после смерти родителей и объединения двух моих жизней в одну. Проходила мимо старого дерева, не приближаясь к нему месяцами.
Но, бывало, летней порой устраивалась рядом с ним. Закрывала глаза, прислонившись спиной к стволу, и просила…
Уж и не знаю у кого, но умоляла дать мне силы все это вынести. Не свихнуться от мысли, что во мне уживаются два человека и две памяти соперничают между собой, тогда как мне нужны все силы для борьбы за дом и наследство, а еще за выживание – свое и своей семьи.
Все эти годы Поющая Ива молчала.
Интересно, запоет ли она когда-нибудь вновь?
Этого я не знала, но сейчас меня тревожило другие. Порядком волнуясь о том, как пройдет наш разговор с сестрой, я попросила Лиззи устроиться рядом со мной на траве, разложив захваченный из дома плед.
Да, я подготовилась – взяла тот самый плед и, разыскивая Лиззи, даже прокрутила в голове то, что собиралась ей сказать. Но умные слова и заготовленные заранее фразы меня покинули, стоило мне уставиться в нежное лицо сестры.
Я гадала…
Думала о том, кто она на самом деле – Лиззи Уилсон?
Да, она моя сестра, в этом не было никаких сомнений. В нас текла одна и та же кровь Уилсонов, и мы внешне очень даже похожи. Но я понятия не имела, кто жил внутри нее, призванный магией исконного народа, чтобы стать второй кресса-велеш, и страдал так сильно, что Лиззи до сих пор не смогла смириться с переносом.
Так долго, что сестра все еще не заговорила.