– После переноса я долго не могла говорить. Наверное, несколько дней, а то и недель. Но ты меня переплюнула, Лиззи, потому что ты не говоришь до сих пор! И да, я молчала бы дальше, но все же нашла в себе силы смириться с действительностью.
Вернее, та самая действительность буквально схватила меня за шиворот и вытряхнула из кровати, потому что мне нужно было заниматься делами Уилсонов и нашим с Лиззи наследством, а тетя Прим была не слишком в этом хороша.
Вернее, ее и духов такое мало интересовало.
Но сестре ничего подобного говорить я не стала.
– Лиззи, теперь я прекрасно понимаю, почему ты до сих пор молчишь. Но я не понимаю, почему все эти годы молчала тетя Прим – ведь мы с тобой очутились здесь именно из-за нее!
Рот Лиззи жалобно открылся – сестра любила тетушку, и услышать такое стало для нее болезненным ударом.
– Нет-нет! – покачала я головой. – Я неправильно выразилась, прости! Тетя Прим вовсе не забирала нас из своих жизней и не похищала у наших родителей. Она нас с тобой спасла, Лиззи, правда, таким вот необычным образом. Я не знаю, что именно с тобой приключилось в твоей прежней жизни, но надеюсь, что однажды ты мне об этом расскажешь.
Сестра смотрела на меня огромными заплаканными глазами, а потом кивнула. И я, обнадеженная, продолжила:
– Так вот, я не знаю, ни где ты жила, ни как тебя звали до этого. Зато я знаю, что сейчас ты – моя родная сестра, и нам с тобой дали еще один шанс на новую жизнь. Да, вдали от наших родителей, вдали от всего, к чему мы привыкли. В других телах и с другой памятью. Но назад пути нет, потому что нас прежних уже не существует. Мы умерли, Лиззи, в наших других жизнях, зато в этих живы и здоровы, и от нас сегодняшних зависит то, как сложатся наши судьбы.
Лиззи молчала. Смотрела на меня, а по ее щекам текли слезы.
– Но я хочу, чтобы ты знала, – сказала ей, – что я всегда буду тебя любить и оберегать до последнего своего вздоха. Тебе тоже стоит полюбить новую себя и принять такой, как ты есть, потому что нам уже не вернуться! Зато здесь у тебя есть новая семья – тетя Прим и я. А еще Уна, и Патрик, и Донахью. И даже Шоун – уверена, он тоже у тебя есть, потому что однажды он появится. И твой друг Томми – кажется, он не собирается тебя покидать никогда.
Улыбнувшись сквозь слезы, сестра покачала головой, а потом показала мне руку, на которой красовался тот самый браслет – вчерашний подарок Томаса Лайтингера.
– А еще у нас с тобой есть дом, из которого нас пока еще не выселяют. Есть Ровердорм и наши друзья. Есть твоя магия, которую тебе обязательно стоит развивать, потому что, возможно, именно в ней твое будущее.
После этих слов я обняла сестру. Прижала ее к себе, принялась поглаживать по спине, дожидаясь, когда она успокоится.
Наконец, Лиззи перестала всхлипывать, и я решила перевести разговор на другое:
– Что скажешь, если после такого разговора мы все же поедем с тобой в Ольсен и немного развлечемся? У меня отложены кое-какие деньги, так что мы вполне можем позволить себе прокатиться на каруселях, выпить горячего шоколада и купить тебе что-нибудь красивое. Возможно, пару лент и туфельки… Да, новые туфли на Летний Бал! Правда, всю дорогу до Ольсена нам придется выслушивать рассказы Марион о ее женихе, но, думаю, мы это уж как-нибудь переживем.
И Лиззи покивала – подтвердив, что еще как переживем!
***
К моменту, когда за нами прибыла черная карета Тейтеров с позолоченной стрекозой на боку, мы с Лиззи были уже полностью собраны. Устроились с сестрой в темном бархатном салоне, где уже сидели Нэнси и Марион, а Донахью с важным видом взобрался на козлы, усевшись рядом со звероподобного вида кучером Тейтеров.
Расмус Селингер – вот как того звали.