Так вот, наши постояльцы, нарядившись, тоже ждали праздника с огромным нетерпением.
Я тоже его ждала, изводясь от того самого нетерпения – как же без этого?!
Правда, повседневные дела никто не отменял, поэтому с утра я успела немного поработать. Отдала несколько распоряжений, после чего пробежала глазами по списку резерваций, прикидывая, кто из гостей уже скоро отбывает, а кого стоит ждать в ближайшие дни, и что понадобится для их большего комфорта.
У нас была договоренность с Королевским Госпиталем, а заодно и с городским советом Монрея – причем, герцогине удалось добиться самых лучших условий, - что половину наших номеров мы оставляем за пациентами доктора Леграна.
Остальные резервации были нашими собственными, и лист ожидания собрался длиной уже чуть ли не от Монрея до самой столицы. Попасть к нам через госпиталь тоже было непросто, да и проживание и с питанием в нашем отеле стоили недешево.
Но это мало кого отпугивало, так что число желающих попасть на лечение, а потом и на реабилитацию в «Охотничий Уголок» росло с каждым днем.
Впрочем, мы брали пациентов со стороны и даже без платы – по протекции монахинь, так и оставшихся жить в нашем доме и заботиться о постояльцах. Мне удалось найти баланс между благотворительностью и работой с прибылью, и я даже получила на это благословление самой матушки-настоятельницы из монастыря Святой Виргилии.
За эти четыре месяца было сделано очень многое.
Мы окончательно привели в порядок дом, обзаведясь и новой вывеской, и вымощенными светлой плиткой дорожками, и цветочными клумбами, за которыми ухаживал убеленный сединами садовник. А еще двумя лифтами и даже новым купальным павильоном, который мы с Лилли и Эстер так сильно полюбили…
И все это на зависть Мольена, проходившего соучастником в деле о взяточничестве и коррупции в особо крупных размерах. Правда, завидовать он мог мне разве что из тюрьмы. Никто не собирался выпускать его на волю, и, по словам Рэнделла, сидеть ему еще было очень и очень долго.
Ничуть не меньше, чем коррупционеру Вилмеру.
Но все-таки их с Мольеном дела были не настолько печальны, как у получивших по двадцать пять лет тюрьмы Эзекиля Роддса и его племянника Дью Орвела - за все их злодеяния во имя собственной выгоды.
К этому времени как раз заканчивался следственный процесс и над моим дядей. До приговора еще дело не дошло, но Рэнделл сказал, что дядя вряд ли когда-нибудь увидит волю – слишком уж тяжелыми были его преступления.
Впрочем, я старалась поменьше думать о плохом, погрузившись в дела и хлопоты с головой.
За лето мы успели так же отстроить новый дом рядом со флигелем, в который сразу же после свадьбы собирались въехать Лилли и Корвин. Первый этаж и подвал были отведены под лабораторию, а на втором молодожены думали жить.
Филию Диксон, засобиравшуюся было перебраться к ним, мне все-таки удалось уговорить остаться в большом доме – мы с Лилли предоставили в вечное ее пользование комнату номер два, чем леди Диксон осталась вполне довольна. Кивнула с важным видом, но каждый день не забывала намекать Лилли о том, что в скорейшем времени ждет от нее внуков…
Правда, сперва нужно было дождаться свадьбы.
Я тоже ее ждала – не только свадьбу Лилли и Корвина, но и свою собственную, собираясь после торжества перебраться в дом к будущему мужу. Загородное имение герцогов Суэсских находилось в двадцати минутах езды от «Охотничьего Уголка», и мы с Рэнделлом решили, что правильнее будет жить именно там.
Нет, о переезде в столицу речи не шло – мы окончательно перебирались на побережье. Рэнделл мог вести свои дела откуда угодно, а я, вернувшись из свадебного путешествия, планировала и дальше заниматься домом, гостиницей и нашими постояльцами.
Но сперва мы уплывали на целый месяц, и я собиралась оставить «Охотничий Уголок» на Лилли и Нану. За детьми, над которыми мы оформляли опеку, пообещала присмотреть герцогиня. Через пару недель их ждала школа, но сестра Лючия уверила меня, что проблем с учебой у Патрика и Юны не возникнет.