... от мертвеца.
Когда ты как минимум раз в два дня видишь чей-нибудь труп, внутренняя шкала дозволенного падает.
Есть еще шкала сострадания. Но и она тоже теряет калибровку, и ты уже смотришь на мертвецов совсем по-другому, не так, например, как на умершую от старости бабушку.
В первую очередь, радуешься тому, что ты жив. А уже во вторую - накатывает волна отвращения или же мерзкого сострадания и жалости - разновидность злорадства.
Вот теперь мы смотрели на истерзанное тело. Лицо синюшнее, глаза подернуты пленкой и тускло поблескивают, как у дохлой вороны.
- Они и его... Подожди - как так?! - Рифат поглядел на меня глазами-блюдцами. - Как так получилось, что они... я не понимаю!
Тот самый тип, из «городка» под ведомством Архипа. Паренек с прыщами, «лицо-пицца». Тот самый про которого Рифат говорил, что он предлагал богомерзкие «гейские» штучки. Лежит сейчас у нас под ногами, на обочине. Синева, захватившая лоб и щеки, чуть притушила цвет гнойников, их почти не видно, но спутать паренька невозможно. Да, это он.
И это значит, что...
- Он хоть и был гхм... - Рифат запнулся. - А все равно, как-то жалко даже.
- Предлагаешь его закопать?
- Нет, - Рифат утер нос. - Надо возвращаться назад.
Шли мы через рощу молча. Я изо всех сил гнал от себя прочь любые помыслы об Оле. И Юрце. Ведь если эти твари побывали в чертовом «городке», то...
Мысли как вспугнутые пташки. Если не думать о плохом, то все будет хорошо.
Или нет?
***
Уже издали все стало ясно. Ублюдки налетели на городок. Сначала перестрелка, силы неравны, крики...
Там ведь не было автоколонны, как они смогли положить пятьдесят человек? Может, они потом разделились на отряды?
Дым, гарь. После сегодняшнего дня она будет преследовать меня всю жизнь. Вспомнил Аню почему-то, какие у нас были отношения, без скандалов, полная гармония, так скажем. Первая девушка, первая настоящая любовь. Нет, к дьяволу такие мысли.
Мы прошли по тропинке. Вниз, вниз... Поближе к разочарованиям, страху и боли. Спустились с пригорка.
Шлагбаум на КПП снесен, как и ворота. Вместе с будкой, где коротали время часовые. Больница теперь навевала мысли о концлагерях. Я протолкнул по горлу комок, а Рифат присвистнул.