Пока Макс заряжал зенитное орудие шишками-снарядами, инспектировал пушки шестнадцатого века и отгонял от гаубиц голубей, я набрасывал в блокноте историю о проклятом острове, гнев которого могли сдержать лишь лошади, попавшие на клочок суши с потерпевшего крушение французского парусника.
На лавочку кто-то подсел.
Я заметил его не сразу, но когда поднял голову в поисках Макса, по подсказке периферийного зрения понял, кто сидит рядом. Высокий, неподвижный, со спрятанными в карманы болоньевой куртки кистями рук, в чёрных брюках и чёрно-белом шарфе.
Я вспомнил данное себе обещание: поговорить с Ненастоящим дядей, если встречу его ещё раз. Но меня что-то останавливало. Я глянул на Макса в поисках поддержки, повода уйти — если сыну наскучили пушки, то мы… И чёрт с ним, с обещанием!
Стоя на лафете зенитки, Макс увлечённо крутил маховик.
Я мелко кивнул — да будет так. Повернулся к Ненастоящему дяде.
— Добрый день… Прошу прощения…
Он поднял веки, обратил ко мне бледный скуластый профиль с уставшими бесцветными глазами.
— Да? — Его голос тоже был уставшим и бесцветным.
— Я знаю, это прозвучит глупо… — тянул, подбирая слова, я, — но на прошлой неделе я видел вас в парке… возможно, и вы меня видели… нас с сыном…
Он смотрел на меня, ни одним мимическим движением не подтверждая и не отрицая мои слова.
— Я пишу рассказы… — Я глянул на блокнот, как на неоспоримое доказательство сказанного.
— Рассказы? — сказал Ненастоящий дядя. — То есть выдуманные истории?
— Что-то, конечно, я беру из жизни, типажи, ситуации… но да, главную работу делает воображение.
Он кивнул.
— Мне интересны необычные, запоминающиеся люди, — сказал я.
— То есть чудики? — без эмоций спросил Ненастоящий дядя, будто прочитал мои мысли.
— Нет… я не это…
— Не переживайте, всё нормально. Мне тоже в какой-то мере интересны люди, вернее, их пересечения.