Отто фон Штиглиц

22
18
20
22
24
26
28
30

– И всё? Чего тогда час почти ждать, я сейчас слюной захлебнусь?1 – перебил парнишку бывший белогвардеец.

– Не, дядечка. Это только начало. Выкладываем панцири омара, которые сохранили, на противень. Наполняем приготовленной начинкой. Посыпаем тёртым сыром. Запекаем в духовке ещё 10 минут.

– Хоть хлеба принеси. Круассан! – возопил Брехт.

– Чуть осталось. Аккуратно выкладываем омара на блюдо. Украшаем долькой лимона и зеленью. Вon appétit. Приятного аппетита.

– Аппетит?! Тащи тогда хоть херес! – набычился Мартьянов.

– Это не ко мне. Вот же дядечка Василий стоит.

– Василь Дмитриевич, а принеси нам той сливовицы, что мы с тобой пару неделек назад пробовали, – отменил херес махновец.

– Интересный паренёк. Вон, от горшка два вершка, а уже повар, – похвалил «Нахалёнка» Брехт.

– Французы не бывают «от горшка два вершка»… они бывают «высокими, как три яблока». Haut comme trois pommes. – Махновец дохнул в бокал и вздохнул полной грудью. – Ну-с, господа, поздравляю вас. Сейчас вы попробуете лучшую в мире сливовицу.

Событие тридцатое

После многолетних исследований и опытов британские учёные пришли к выводу, что ничто так не греет душу и тело, как тарелка пельменей, стоящая на животе.

Фингал был классным. Такой прямо синий и большой. Иван Яковлевич потрогал лицо, открыл рот, зубы были на месте. И это хорошо, сейчас со стоматологами и коронками проблема. Только золотые или железные, ходить сверкать золотыми зубами. Нет, не наш метод. Дальше. Рёбра, справа болели, и там тоже был синяк, но это просто ушиб, сломаны не были. Ещё голень на левой ноге болела, но тоже ни трещины, ни перелома. Просто ушиб, как и рёбер. То есть, отделался тремя синяками и шишкой на лбу. И это было хорошо. Плохо было другое. Брехт ничего не помнил про драку. Вот как отрезало. Помнил, как ели омара, который лобстер, и как пили сливовицу, а потом вот уже лежит в номере гостиницы на кровати и у него всё болит. А ещё похмелье, не такое, как после обмывания ордена «Алькантара» с каудильо Франко, но тоже, не как огурец себя чувствовал. Вот, огурчиков бы парочку малосольных с удовольствием схрумал.

Стоп. Если сейчас утро, то почему они не на поезде? Поезд же рано утром. Гостиница? Как попали, что за гостиница? Чего там Ипполит говорил? Надо меньше пить. Нет, дудочки, это Лукашин говорил. Второй раз за несколько дней. Всё, завязывать надо. Чёрт бы этих русских махновцев побрал. Споили.

Стоять. Бояться. А гроши, а оружие? А золото? Номер небольшой на одного человека. Ветер за окном завывает. Пока спал, зима никуда не делась. Зябко. Брехт заглянул в шкаф, там аккуратно висело его серое пальто. Чёрт! Дьявол! Мать перемать! Оторван рукав почти на этом аккуратном пальто, а и хлястик тоже. Фу, под пальто стоит чемодан с деньгами, а на нём берцы испанские. Не поленился, чемодан полковник открыл. Ну, на первый взгляд деньги на месте, если пару пачек и не хватает, то, как это без пересчёта выяснить. Теперь оружие. И оружие на месте. Футляр со снайперской французской винтовкой валяется за чемоданом, и в кармане пальто «Кольт» сверкает хромом. Так, ещё серёжки. Иван Яковлевич сунул руку в карман пиджака. Коробочка с серьгами на месте. Остаётся только золото в монетах. Оно была в вещмешке, чтобы внимание к себе не привлекать. Его доля восемьдесят монет, а нет, одну ведь на серьги истратил. Итого семьдесят девять. А вещмешка не было. Весь номер обыскал. Нет. Даже про похмелье забыл. Ни хрена себе, погуляли! На два с половиной кило золота. А как теперь домой добираться, и план осуществлять?

Стоп, может у мужиков интернациональных? Прибрали, чтобы он тут не начудил. А деньги тогда почему не прибрали?

Брехт прямо запаниковал. Рушился тщательно разработанный план, как чуть улучшить ситуацию с Великой Отечественно войной. И всё из-за махновцев проклятых. Грохнуть их всех тут. Точно они прибрали монеты.

В дверь настойчиво так забарабанили. Прямо каждый удар в голове отдавался. Встал Брехт с карачек, принял сапиенсный вид и вроде бы твёрдой походкой пошёл открывать. Почти в ниглиже. Рассматривал себя в зеркало, всё до трусов сатиновых снял. А чё, не баре, нет халатов махровых. А – баре. Нет халатов атласных.

За дверью стоял махновец. Ого, и у него синяк. Вот интересно, он был по какую сторону баррикад?

– Полковник! Вот это видок у тебя. Крепко досталось. Ничего до свадьбы заживёт.

– Я женат.