Уитни, любимая

Клейтон раздраженно схватил с полки бутылку вина.

– Весьма сожалею, потому что мы к Клифтонам не едем.

– Разве? – Уитни удивленно подняла брови, протягивая руку за бокалом. – Печально, что ты хочешь пропустить такой великолепный вечер. Я всегда считала, что Клифтоны дают лучшие балы в…

Клейтон медленно повернулся, оперся бедром о шкаф и, лениво покачивая ногой, холодно сообщил:

– Я едуне к Клифтонам. А ты вообще останешься сегодня дома. Надеюсь, я достаточно ясно выразился, Уитни?

– Слова вполне понятны, – кивнула Уитни и, повернувшись, величественно выплыла из гостиной с бокалом в руке. Но, несмотря на невозмутимый вид, она была потрясена и уничтожена. Клейтон не собирается сопровождать ее к Клифтонам и не отпускает одну.

За столом оба напряженно молчали. Уитни исподтишка наблюдала за мужем. Ужин уже подходил к концу, когда ее взгляд упал на руку мужа. Рубинового кольца, подаренного ею в брачную ночь, не было. Сердце Уитни сжалось, когда она заметила едва видимый след на пальце, оставленный кольцом. С той минуты, когда она надела Клейтону перстень, он никогда его не снимал.

Подняв глаза, Уитни заметила, что муж с циничной улыбкой наблюдает за ней. И хотя боль становилась все острее, неукротимая ярость пересилила. Надменно подняв подбородок, Уитни решила, что отправится на бал, чего бы это ей ни стоило, даже если придется идти пешком!

– Я иду к себе. Доброй ночи, – не дожидаясь десерта, объявила Уитни.

Она собиралась подняться в свою комнату, не желая возбуждать в муже излишних подозрений. Иначе он просто может запретить слугам выпускать ее из дома.

Было уже начало второго ночи, но в привилегированном игорном клубе, членом которого был Клейтон, никто не смотрел на часы. Клейтон удобно расположился в кресле, не слишком обращая внимание ни на разговоры окружающих, ни на карты в собственных руках.

И сколько бы он ни пил сегодня, как бы ни пытался, не мог сосредоточиться на игре и на равных участвовать в непринужденных мужских беседах приятелей и знакомых. Он женился на колдунье, подобно острому шипу занозившей сердце. Невыносимо больно оставить ее там и еще больнее вырвать. Перед глазами все время вставала жена в этом чертовом зеленом платье, подчеркивающем все ее прелести. Руки ныли от невыносимой потребности ощутить шелковистую свежесть ее кожи, а от похоти кружилась голова. Похоти, не любви. Он больше не считает это чувство любовью. Все, что он испытывает к Уитни, можно назвать лишь случайным приливом желания. Более чем случайным, если быть честным с самим собой.

Как она посмела вообразить, что отправится куда-то одна в таком платье? И что имела в виду, когда заявила, будто он запретил ей ездить верхом лишь для того, чтобы помучить? Он отдал приказ конюхам несколько дней назад, когда заподозрил, что она беременна, и был уверен в ее неведении относительно собственного состояния. Правда, ему в высшей степени безразлично, что подумает эта коварная лгунья. Он не обязан объяснять свои поступки – ей придется молча подчиняться, только и всего.

– Рад видеть вас, Клеймор, – сердечно приветствовал его Уильям Баскервиль, занимая свободный стул за столом, рассчитанным на шесть игроков. – И удивлен.

– Почему? – равнодушно бросил Клейтон.

– Только сейчас видел вашу жену на балу у Клифтонов. Думал, вы тоже там, – объяснил Баскервиль, поглощенный укладыванием фишек в стопки и готовясь начать игру по-крупному – Выглядит прелестно, я так ей и сказал.

Это невинное замечание вызвало такой недоверчивый взгляд герцога, что Баскервиль смутился и счел своим долгом вежливо заверить собеседника:

– Ваша жена всегда выглядит прелестно, и я всегда говорю ей это.

Но к величайшему смятению и недоумению Баскервиля, собеседник, вместо того чтобы по крайней мере улыбнуться и кивнуть, медленно выпрямился и замер в кресле, нахмурившись, как грозовая туча. Лихорадочно пытаясь сообразить, чем мог оскорбить собеседника, Баскервиль, к несчастью, пришел к совершенно неверному заключению, что его комплименты могли показаться слишком бесцветными мужу дамы, который, если верить сплетням, питает необычайно пылкие чувства к молодой жене. Беспомощно оглядев остальных сидевших за столом игроков, Баскервиль в отчаянии продолжал:

– Все посчитали, что герцогиня выглядит неотразимо прекрасной в таком необыкновенном зеленом платье, точно под цвет ее глаз. Я так ей и сказал. Пришлось дожидаться в длинной толпе поклонников, чтобы пробраться к ней поближе, поскольку она была окружена молодыми людьми и старыми ископаемыми вроде меня. Огромный успех, доложу я вам.