- И что мне теперь делать, мам? Он же… он к ней уезжает! - практически плачу уже.
- Уезжает?!
- Да. И мне постоянно говорит, чтобы я не ставила на себе крест, чтобы занималась не мужем и домом, а своими увлечениями.
- Вот как… Что ж, значит, надо использовать это.
- Как это?
Мама садится рядом со мной и берет за руку.
- А вот так. Раз уж эта вертихвостка так крепко вцепилась в твоего мужа, придется повоевать, дочка.
- Ты так говоришь, будто знаешь, что это такое.
- Конечно, знаю, - фыркает она. - Или ты думаешь, что за всю жизнь ни одна чучундра не попыталась твоего отца увести?
Я шокированно смотрю на мать.
- Ты шутишь? Папа, он же только тебя любит!
- Любит. Но он - мужчина, Ась. А у них кое-что иногда играет куда большую роль, чем то, что в голове.
Краснею под ее многозначительным взглядом.
- Наверное, нет. Я же… Я пыталась, как ты учила. Даже белье красивое надела. А он… Сказал, что все должно зажить, и не прикоснулся ко мне.
- Значит, все-таки было?
Краснею еще сильнее и отвожу взгляд.
- Не совсем… Как-то плохо вышло, и он… Он после душа уехал куда-то…
Признаваться в этом так стыдно даже собственной матери, что я все же не могу сдержать слезы.
- Девочка моя, - вздыхает та и обнимает меня. - Ничего, поверь мне, мы сможем эту белобрысую отвадить от него. Говоришь, на самостоятельности твоей настаивает Казаев?
- Ага. Про учебу заикался. А еще сказал, что детей пока не надо нам. Что я молодая и должна еще пожить своими интересами.