Башмаки на флагах. Том 3. Графиня фон Мален

22
18
20
22
24
26
28
30

Агнес берёт, а он тёплый и не такой тяжёлый, как шар господина. Она хочет заглянуть в него, прежде чем от усталости у неё закроются глаза. Стягивает с себя последнюю свою одежду, нижнюю рубаху, — так лучше, в одежде ничего не разглядеть, — и лишь после этого заглядывает в стекло.

Глава 12

Она вздрогнула, когда открыла глаза. Перепугалась. Лампа в шатре всего одна горела, а через верхний проём света много внутрь не проникало. Как не перепугаться, когда в полумраке над тобой стоит огромный чёрный человек. Лица его почти не видно. Оно серое. Вот спросонья девушке присматриваться пришлось, чтобы понять, чтобы разглядеть его, а когда поняла, что это господин, так не сильно и успокоилась. А он берёт её за горло и одним движением, словно котёнка, с постели девушку поднимает и держит так, что она пальцами ног едва ковра касается. И спрашивает у неё:

— Кажется, ты мне говорила, что с этой войны я приеду с серебром и славой? Ты?

И в голосе его такая злость слышится, что у неё мороз по коже. Злость холодная, ледяная. Смертью пахнущая. Она хочет ответить, сейчас с ним нужно заговорить, чтобы всё объяснить. Она и рада бы, да как тут слово произнести, если тебя за горло держат крепче, чем верёвка висельника. Девушка только руками в его руку вцепилась, чтобы хоть чуть легче было, да глаза на него таращила. А главное, понимала, что реши он её прямо здесь задушить или шею сломать, то никто его не остановит, ничего ей не поможет, даже все её силы, перед которыми все иные сразу склоняются. А он тут её и отпустил.

Отошёл от неё, взял кувшин с вином с сервированного к обеду стола с остывшими кушаньями и стал пить прямо из кувшина. Агнес вскочила, нашла свою рубаху, надела её быстро.

— Ну, что скажешь? — холодно спросил у неё господин, отрываясь от кувшина.

Он ждал, что она ему про обещания свои что-то ответит, но Агнес была умной девушкой и знала, что говорить:

— Нашла я ведьму, — сразу сказал она. — Ту, что на вас насылала мороки.

— Тридцать моих людей остались на том берегу, — говорил кавалер, устало садясь на раскладной стул. — Я не мог вынести их тела оттуда, так как мне нужно было всё время переправлять через брод в лагерь раненых. До мёртвых у меня руки не доходили. Мне разбили забрало на шлеме, я потерял перчатку, — он показал девушке, как доказательство, латную перчатку, правую, — у Рохи за день разорвало два мушкета, ещё два пошли трещинами. Пороха у меня осталось на ещё один такой бой…, - он помолчал. — Но ты нашла ведьму, что насылала на меня мороки. Что ж, день, можно сказать, был неплох.

— Господин, — начала она…

Но он остановил её жестом. Прислушался. За пределами шатра говорили. Он тяжело встал, пошёл к выходу, хромая больше, чем прежде. Там его ждал вестовой:

— Господин полковник, господин генерал отъезжает в Бад-Тельц к маршалу, просит всех командиров полков быть к нему немедля.

Волков угрюмо смотрел на вестового, ему очень хотелось сказать ему: передай генералу, чтобы катился к чёрту. Но вместо этого он произнёс:

— Скажи генералу, что у меня сейчас лекарь. Как мне полегчает, так я приду.

Волков ни слышать его не хотел, ни видеть. Кавалер дважды за день посылал к нему людей, прося у него ландскнехтов, дважды ему казалось, что если сейчас придут ему в помощь шесть сотен свежих людей, то он отодвинет мужиков от берега и даст возможность кавалерии выйти в поле и развернуться. Но фон Беренштайн дважды ему отказывал, дескать, ландскнехты — его последний резерв. Люди Волкова смотрели на него вопрошающе: где помощь? Они тоже понимали, видели, что хамы на пределе, что ещё чуть-чуть, и их можно будет дожать, но генералу на той стороне реки было виднее.

— Так и передам, — обещал вестовой и ушёл.

А Волков вернулся в шатёр. Агнес, при помощи Уты, уже надела чистое платье. Кое-как пригладила волосы. А он снова уселся в своё кресло и спросил у неё:

— Так, значит, ты нашла ту ведьму, что морочила меня и моих людей?

— Да, мой господин, — отвечала девушка, — а ещё она знала о каждом вашем шаге и мужу своему железнорукому о том всё говорила, а теперь она ничего знать не будет. Ничего.