Исчезнуть из преисподней

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вовремя же мы… — произнесла я полушепотом, прячась от дверного глазка.

— Ты чего? — захохотал он. — Посмотреть не хочешь? Она же не увидит тебя с той стороны! Глазок не так работает, блондинка!

— Да тише ты! — буркнула я и обернулась к двери, но поздно: тот, кто шел, уже скрылся. — Я уверена, что это она. Ты же сам сказал — не пройдет и получаса.

— Ну смотри, хозяин — барин, — подозрительно легко согласился выпустить меня Юлиан. Ну и слава богу.

Я сделала пару шагов по железной площадке и позвонила в тридцать четвертую квартиру.

— Кто?

— Петя, это я. Ведь я обещала прийти. — Маленькая ложь: я не давала никаких обещаний и явилась только потому, что кое-что нужно было выяснить. В ином случае так он меня и увидел бы здесь, ага. Правильно Ротонду называют входом в преисподнюю, и от парадной, и от ее жильцов периодически в дрожь бросает.

Петр открыл мне дверь, я показала знак «тихо» и кивнула в сторону его комнаты. Он молча прошел туда. Входную дверь я и здесь не стала запирать. В прихожей и кухне говорить опасно: Юлиан может подслушать. А комната Пети — самая дальняя от его квартиры по планировке.

Петр, как всегда, тихо уселся в кресло и уставился в пол. Я не стала тянуть кота за хвост и сразу спросила:

— Петя, помнишь, что ты мне рассказывал о соседе Юлиане? Что он плохой человек, дьявол… Почему ты ходил к нему тогда?

Парень удивленно вскинул голову, но смотрел куда-то мимо меня.

— Откуда знаешь?

— Он мне сказал, — не стала я юлить. Значит, это правда? Значит, зря я на Юлиана всех собак повесила?

Петя вздохнул и, вновь опустив голову, ответил:

— Я просто искал Свету.

— У него? С чего ты взял, что она там?

— Где ей быть?

— А листы ты ему подбросил?

— Какие? — Петя посмотрел в сторону окна, возле которого стоял стол.

Я сделала пару шагов и оглядела столешницу. С прошлого моего прихода кое-что изменилось: половину стола занимали книги, серьезные — Шопенгауэр, Кант и прочие немецкие философы, — а рисунки теперь лежали стопкой с другой стороны. Верхний почти вызвал у меня истерику: черным карандашом был выведен масонский знак.