Северная война

22
18
20
22
24
26
28
30

Хилма, помешивая густоё рыбное варево в большом чугунном котле над очагом, неодобрительно посмотрела на дочек и кивнула на большой, стоявший у входа, кувшин.

– Всех разбудили, болтушки? Воды ка лучше принесите, чем красоваться с утра. Балует вас брат, вон, сколько подарков навёз, и платки им, и отрезы тканные, и ленты разноцветные, да бусы стеклянные. Будет в чём теперь перед людьми на сходе показать. И медный котёл ещё отмойте и речным песком ототрите, как следует! – прикрикнула на собиравшихся, на улицу дочек хозяйка.

Локки и Пьяско схватили посуду и вышмыгнули за входной полог.

– Да ладно, мама, пусть веселятся, пока живут в родительском доме. На чужую сторону за мужем уйдут, там то им уже вовсе не до веселья будет, – с улыбкой произнёс Калева, натягивая меховые полусапожки.

Стоял уже ноябрь, и лёгкий снежок покрывал землю по самую щиколотку. Мороз пока ещё не сковал голубой бронёй озера и речки Карелии, и Калева легко пробежал мимо огромных валунов, туда, где в скалистой расщелине сбегал по камням небольшой ручей – водопадик. Сестрёнки уже наполнили студёной водой широкий глиняный горшок и теперь оттирали мхом с мелким речным песком котёл. Пальцы у девушек застыли от ледяной воды, и, кутаясь в свои меховые накидки, они с удивлением смотрели на то, с какой лёгкостью их брат, скинувший с себя полушубок, с громким уханьем и фырканьем умывается да обтирает по пояс своё крепкое тело.

– Застудишься, Калева! Неужто не зябко тебе?

На что тот только усмехнулся и шутливо плеснул в сестрёнок полной пригоршней воды из ручья.

«Птички» громко завизжали и пустились на утёк. А Калева с весёлым смехом перекинул через плечо полушубок, подхватил на руки сияющий чистой медью котёл, наполненный водою горшок, и с лёгкой натугой побежал вверх к коте. На душе стало как-то легко и весело, а впереди у него ещё был целый месяц ратного отпуска в родительском милом доме. Отпуска, полученного им и всеми его товарищами после недавнего заграничного похода. И так же, как Калева, сейчас сотни бойцов Андреевской бригады из славян, эстов, веси, води, карел, берендеев и других народов и народностей находились так же на заслуженном отдыхе.

– Р-р-р! – громко как медведь зарычал Калева, и, откинув полог, шагнул в коту.

Локки и Пьяско быстро порскнули, спрятавшись за мать, а старая Хилма только укоризненно покачала головой:

– Уже скоро двадцать лет, мужчина в самой силе, жениться давно бы пора, а он всё сестрёнок пугает как в детстве, эх, Калева, Калева!

– Ладно, не ворчи, мать, – ухмыльнулся Войтто, – Вспомни, какими мы с тобой сами были в молодости. Я в ту осень, когда тебя сватал, как раз из похода на Або, куда мы вместе с русскими ушкуйниками ходили, вернулся. Хорошими подарками тестя с тёщей одарил! Уважил всю будущую родню, вот и сговорились, видать, тогда легко, – и Войто лукаво усмехнулся.

– Ты наговоришь тоже, старый, – махнула в его сторону хозяйка семейства, – Если бы сам не по душе был мне, то никакие дары бы тебе не помогли, вон, так же как Саули отворот-поворот бы получил!

– Эй, Урхакко (Бесстрашный – карел.), сбегай-ка к старшему брату, зови, их всех есть, и любят же поспать подольше, лежебоки!

Самый младший из сыновей, одиннадцатилетний мальчуган, накинул телогрейку и с готовностью выскочил на улицу. Пожилые Войтто и Хилмари со своими младшими детьми жили одной большой семьёй в своей коте. Рядом с ними стояла кота их старшего сына Элокуу, где он и проживал с женой Тойникки и двумя малыми детками. Такое совместное проживание одной большой семьёй здесь не было редкостью, так как вместе было гораздо легче противостоять всем трудностям и опасностям сурового северного края.

Поздняя осень в Карелии больше походила на зимнюю пору. Дули пронизывающие северные и западные ветра. Выпавший снег уже не таял. И вот-вот можно было уже ждать прихода более серьёзных морозов, что буквально за пару-тройку дней смогут покрыть льдом ближайшее озеро Кайвасъярви, с которого-то в основном и кормилась рыбной ловлей вся большая семья.

Плотно позавтракав, все обитатели обеих кот направились на берег озера. Заготовка рыбы на зиму было делом ответственным, и каждая пара рук тут была на счету. На двух небольших лодках долблёнках мужчины вывезли, расправили и выставили на узкой северной стороне озера широкие, плетёные из конопляной нити, сети. Все три они были накрепко связаны между собой. Сверху на них были навязаны берестяные и деревянные поплавки, а низ снасти расправлялся за счёт каменных грузил.

После подготовки сетей челны бесшумно заскользили к северной оконечности озера, чтобы уже там развернуться и загнать рыбу в снасти. По бокам с берега, чтобы добыча не выскальзывала по краям, готовились её отгонять шестами к центру сестрёнки Локки и Пьяско. По взмаху самого старшего рыбака Войтто, однодревки двинулись в сторону сетей. Гребли вёслами в них самые младшие, Калева с Урхакко. Отец со старшим сыном Элокуу в это время громко хлопали по воде длинными боталами – шестами с навершием на конце в виде роготульки.

По команде, стоявшие на берегу у выставленной сети сестрёнки тоже начали бить шестами по воде, выгоняя от берега рыбу в сеть. Та буквально на глазах отяжелела и немного притопла, погружая свои поплавки в воду. Есть добыча! Осталось только перетрясти всю снасть и выбрать из неё улов.

Сеть перетряхивали с обеих сторон, Калева придерживал на вёслах лодку и как ребёнок радовался каждой крупной рыбине, падающей на её дно. Есть в каждой рыбалке что-то такое сказочное и таинственное. Никогда ведь не угадаешь наперёд, что она тебе принесёт, богатый ли улов или лишь парочку мелких плотвичек.