Я подарю тебе ребёнка

22
18
20
22
24
26
28
30

И не только моё. На экран телевизора смотрят почти все присутствующие, хотя сейчас народу немного. Девушка с раздатки пультом включает звук новостного канала.

— …данные о причинах крушения санитарного вертолёта над рекой Кубань уточняются. Повторюсь, что производилась транспортировка глубоко недоношенного новорождённого из роддома номер два в краевой перинатальный центр в город Краснодар. На обратном пути произошло возгорание, пилот потерял управление, и вертолёт рухнул в реку. Один врач второго роддома и пилот находятся в реанимации, второй медик, по предварительным данным, погиб, но его тело ещё не обнаружено. Работают водолазы и…

Она ещё что-то говорит, кадры поисков мелькают на экране, но я уже ничего не вижу и не слышу. Реальность заволакивает густым душным туманом, и я проваливаюсь в темноту.

28

Я не знаю, как называется это состояние: прострация, отрешённость или какой-то вид беспамятства. Я вроде бы осознаю, что со мной происходит, но как-то фрагментарно. Даже отвечаю фельдшеру скорой, как меня зовут и что срок беременности тридцать четыре недели.

Стук колёс каталки под спиной и лязг захлопнувшихся дверей машины скорой помощи отдают эхом в голове. Я вязну в реальности, будто нахожусь на грани. Только толчки в животе ещё каким-то невероятным образом удерживают меня.

— Паша, маршрут на четвёртый роддом, — словно сквозь туман слышу, как фельдшер обращается к водителю.

— Мне надо во второй, — мой собственный голос меня не слушается.

— На трассе авария, там пробка часа на два, а у вас воды отошли, Виктория. Так что едем в четвёртый.

Ещё слишком рано. Тридцать четыре недели. Она не готова, ей ещё месяц минимум нужно!

И я не готова.

Но сил у меня даже на слёзы не хватает. Я прикрываю глаза и проваливаюсь в вязкую трясину.

Дальше всё происходит будто не со мной. Я словно через туман наблюдаю, как меня переносят, перекладывают с одной каталки на другую, везут по одному коридору, потом второму, третьему. Бессчётное количество прямоугольных ярких ламп проплывает надо мной, пока вдруг сверху не вспыхивают сразу несколько ярких и слепящих. Руки раскинуты в стороны и пристёгнуты, рядом несколько человек. Я скольжу взглядом по их лицам, скрытым масками, и ни на одном не могу зафиксировать внимание.

— Что… происходит? — выталкиваю с трудом, споткнувшись о распухший язык.

— Вас готовят к операции, — отвечает одна из «масок», и мне даже удаётся сосредоточиться на её глазах. — Хирург придет через минуту и начнём.

— Я сама собиралась… я хотела…

— Не волнуйтесь, Виктория, кесарево сечение никак не сделает вас плохой мамой. Воды отошли, но у вас отсутствует родовая деятельность, вы просто не в состоянии. Так что было принято решение родоразрешать путём кесарева сечения.

Пусть так, только бы всё было хорошо. Захар бы хотел этого. Я справлюсь ради него и малышки.

Люди в операционной приходят в более активное движение, и у стола я наблюдаю ещё двух врачей. В момент, когда на лицо ложится маска, замечаю, что глаза одного из них мне кажутся очень-очень знакомыми. Сердце пропускает удар, но я ведь понимаю, что это невозможно. Это не мой Зернов, как бы я этого не хотела. Просто наркоз уже проникает через лёгкие в кровь и заставляет видеть то, чего быть не может.

Никаких вертолётов, странных видений, тумана и прочего мне не видится. Тишина и пустота. Ничего. Кажется, будто я закрываю глаза под действием наркоза и уже спустя несколько секунд чёрного вакуума меня тормошат.