Горячее лето пятьдесят третьего

22
18
20
22
24
26
28
30

Кроме Путиных в квартире жили ещё военврач — Василий Гаврилович, человек им уже почти родной, но вечно пропадающий на службе, и милая старушка Софья Андреевна, окончившая когда-то Смольный и всю жизнь проработавшая в Центральной городской библиотеке. Именно ее стараниями обычная коммунальная кухня стала центром жизни для всех соседей. Она подбирала книги, которые с удовольствием читала вслух своим близким. Ближе соседей по квартире, у Софьи Андреевны не было никого. Война и блокада забрали у нее всех.

Но сегодня за столом собрались в узком родственном кругу. Василий Гаврилович как обычно задержался на службе, а Софья Андреевна, сказавшись на недомогание, ушла в свою комнату. Может, и правда, занедужила, а может, просто не хотела мешать. Женщиной она была крайне деликатной, а сегодня к Путиным приехал родной брат Марии Иван. Сидели вчетвером. Вернее, сидели трое, а четвертого мать держала на руках.

Владимир вслух читал передовицу в "Правде" о начале войны в Корее, Иван задумчиво слушал, а Мария, повернувшись вполоборота к столу, кормила грудью трёхмесячного сына, её уже нежданное счастье. Первый сын у Путиных умер во младенчестве, второй заболел дифтеритом и буквально сгорел во время блокады. Внешне этого не показывавшая, в душе она всегда сохраняла веру, что родит ещё одного ребёнка. И вера ей помогла, в сорок один год снова родила сына, её кровинушку, которой готова была посвятить всю себя до донышка. Мужа она слушала вполуха, эту заметку они успели обсудить еще днем. Первый испуг прошел, Владимир уверил ее, что ничего страшного не происходит. Мужчины о чем-то тихо заспорили, Мария невольно прислушалась.

— Да брось, Иван. Были бы сомнения, мы бы не начали.

— Так ведь не мы, а корейцы.

— Корейцы — это мы, Ваня. Удобно нам сейчас корейцами быть, неужели сам не понимаешь?

— Понимать-то понимаю… Но все равно, что-то тревожно, Спиридоныч.

— А у меня наоборот, предвкушение чего-то очень хорошего. "Просим гражданских лиц не обращаться в военкоматы. Добровольцы будут привлекаться только из военнослужащих.". А атомные бомбы теперь и у нас есть. Раз в сорок седьмом они не решились, теперь и подавно не осмелятся.

Мужчины постепенно повысили голос, обсуждая начавшуюся в далекой Корее войну.

— Тс-сс, — тут же шикнула она на мужа и брата, — Володенька уснул.

— Извини, Маняш, — почти шёпотом отозвался Иван, — А не попить ли нам чайку? Я ведь вам гостинцев привез.

Мария тихонечко уложила сына в большую бельевую корзину с двумя ручками, которую использовали в качестве люльки за неимением детской кроватки. Мужчины вновь негромко заспорили о войне, а она, нарезая хлеб и раскладывая варенье в розетки, думала, как бы подлечить старушку. Налив ещё одну кружку чая, прихватила пару кусков хлеба и остатки малинового варенья.

— Софья Андреевна, чайку с малиной попейте. Простудились вы наверное.

— Спасибо, Машенька. Попью с удовольствием, но я вполне здорова, не волнуйся. Не могу слушать про войну. Хочу побыть одна, извини, милая.

Мария только понимающе кивнула старушке и вернулась на кухню. Укутала в старый плед кастрюльку с картошкой.

— Володь, Гаврилыч вернется, обязательно заставь его поужинать, а то с устатку так и ляжет спать голодным. А мне уже на смену пора. Если Вова проснётся, дайте попить немного водички и снова укачайте. Сами справьтесь, Софью Андреевну не беспокойте.

— Что с ней?

— Воспоминания накатили.

Это было понятно. Такое периодически случалось со всеми. Война и блокада не ушли в глубины памяти, всё это ещё было слишком свежо, словно вчера. Мальчик, будто почувствовал, что мать ушла, заворочался и потребовал внимания. Иван дал племяннику попить, затем, взяв корзину за ручки и слегка раскачивая её, зашагал вокруг стола, напевая вполголоса. Проводивший жену Владимир-старший присел к столу и негромко подпел.

— … вздымает властно, свой штык мозолистой рукой, и все должны мы неудержимо идти в последний смертный бой!