Последний министр. Книга 3

22
18
20
22
24
26
28
30

Возглавлял сотню офицер на голове которого была надета красивая тигровая папаха, а на поясе висела золотая сабля — отличительный знак «За храбрость». Это был мужчина преклонных лет, но жилистый и крепкий в плечах. Голова у него была выбрита начисто, чего папаха не могла скрыть. На коне он держался крайне умело. Стоило офицеру подскакать ближе, как Александр Дмитриевич узнал его.

К бронеавтомобилю собственной персоной скакал Губин Александр Иванович. Пока ещё полковник и, собственно, командир Уссурийского казачьего полка, который прямо сейчас возглавил сотню. Протопопов узнал его тут же потому, что помнил Александра Ивановича, как ветерана белого движения, доблестно сражавшегося на Юге России. Сейчас же, когда ещё не было ни Белого, ни Красного движения и Россия не была повергнута в пучину Гражданской войны, Губин возглавлял свой казачий полк. И если Александру Дмитриевичу не изменяла память (а историю казаков он хорошо знали и любил с особой теплотой), то в январе 1917 года Уссурийский казачий полк в составе Уссурийской конной дивизии был переброшен на Румынский фронт и располагался у селения Парканы, где и находилась их штаб-квартира. Ошибки быть не могло. Однако у Александра Дмитриевича тотчас возник вопрос — что делает здесь сотня казачьего полка, расквартированного за более чем полторы тысячи километров от места описываемых событий? Само собой, первым, что приходило в голову — обнаружить в появлении под Петроградом казаков реакцию Государя Николая на события столичной повестки. Было весьма похоже на правду, если бы не одно «но», причём довольно существенное. Для переброски сотни(и наверняка полка) из Парканы в Петроград понадобилось бы немало дней. И даже прибудь телеграмма от Государя в штаб полка сегодня утром, далеко бы казаки не ушли... Да и надо признать, что одной единственной казачьей сотней порядок в столице не наведёшь, даже если оная получит приказ стрелять на поражение.

Сгущал краски и тот факт, что Уссурийский казачий полк в составе одноимённой конной дивизии, находился в прямом подчинении у командира дивизии генерала Крымова. Ну а Александр Михайлович, как мы хорошо помним, был самым ближайшим соратником и пособником господина Гучкова. Ещё один редкостный масон педераст, непонятно за какие заслуги возглавлявший свою дивизию и носивший звание генерал-майора. Достаточно сказать, что этот человек самовольно отвёл свою дивизию на Румынский фронт, не спрашивая на то никакого разрешения. Захотелось. Потому что видите ли он потерял «всяческое доверие» к румынской армии. Он — это не Государь Император, как верховнокомандующий, он-это генерал Крымов. И срать он хотел на то, что выставляет своего Государя дураком перед Румынией, представители которой накануне как раз гостили в Царском селе. Но опять же, столица была отделена от Румынского фронта почти на две тысячи километров. Неужто Гучков, Крымов и прочие патриоты заранее стягивали к столице свои войска? Ничего подобного в оригинальной истории не происходило (хотя тот же Крымов то и дело наведывался в Петроград и скорее всего принимал живое участие в заседании масонских лож). Кстати в эти дни Крымов находился с очередным визитом в столице...

Что сказать, любопытно все складывалось. В то, что Хабалов ничего не знал об очередном самовольстве генерала Крымова, Протопопов был уверен почти на все сто.

Ну-с, стало быть будем разбираться.

Кстати забавно выходило, что Губин, будучи белым до мозга костей и по духу, сейчас выступал на стороне «зла» с которым он сам беспощадно боролся.

Ну поживём увидим.

Протопопов вышел из автомобиля, приказав Феди и остальным охранникам оставаться на своих местах. Не стоит провоцировать казаков без особой на то надобности, а вид министерских охранников явно не будет способствовать диалогу. Посмотрим какое впечатление произведёт сам министр. Вряд ли вояки, включая Губина, всю войну проторчавшие на фронте знали Протопопова в лицо, но так он представиться. Долго что ли?

Протопопов вышел из бронеавтомобиля, расправил плечи и сложил ладонь на ладонь у живота.

Судя по выражению лиц казаков, которые нисколечко не изменились при виде министра, они понятия не имели о том, что перед ними член правительства. Ну или имели, потому и не подали виду, поскольку знали с кем им предстоит иметь дело и ничуть по этому поводу не смущались.

Как бы то ни было, подскакав к бронеавтомобилю, Губин даже не стал спешиваться, чтобы говорить с Протопоповым не сверху вниз, а лицом к лицу.

— Господин Протопопов? — раздался вопрос, озвученный хриплым наверняка прокуренным голосом.

Таки узнали...

— Я, — отозвался Александр Дмитриевич. — Вы кто такие будете?

Понятно, что министр был прекрасно осведомлён кто перед ним, но будет неплохо, чтобы казачий полковник сам представился. Смотрели они друг другу в глаза. Долго, пристально. Полковник покрутил ус, хмыкнул и первым таки отвёл глаза. На мгновение отвёл, но этого было вполне достаточно, чтобы снять напряжение. Не то чтобы он испугался, но у Александра Дмитриевича был крайне тяжелый взгляд, выворачивающий наизнанку.

— Коли бы ты послужил, уважаемый и хотя бы разок пороху понюхал, то такие вопросы не задавал бы.

— Представься, — напомнил Протопопов вслед за полковником переходя на «ты».

Было видно, что Губин похоже из тех военных, которые твёрдо убеждены — место настоящего мужчины на фронте и в час, когда Родина подвергается опасности, никто не должен оставаться в стороне от боевых действий. Можно было предположить, что как раз из-за своей прямолинейности и неуступчивости дивизию в которую входил полк Губина возглавлял не он сам (чего безусловно заслужил) а «сопляк» Крымов. Тот то к своим годам и генерал-майорский чин имел, когда Губин в свои шестьдесят бегал полковником. При этом Крымов был младше Губина больше чем на десять лет.

— Командир Уссурийского казачьего полка, полковник Губин меня зовут, — отчеканил Александр Иванович сквозь зубы.

К Протопопову у него явно присутствовала неприязнь. Особо странная хотя бы по той причине, что видели они друг друга впервые, а Губин вряд ли производил впечатление человека, который ведётся на сплетни и кривотолки. Но факт был на лицо, смотрел Александр Иванович на министра с раздражением.