Я сначала было начал злиться, а потом махнул рукой. И оглядел лица нашего отряда, которые почти все оказались с разинутыми ртами под своими капюшонами. А недогадливый Зинно еще и подлил масла в огонь:
– А если бард сказал, что «по реальным событиям», то значит, что авторского домысла не более десятой части, – а потом начал густо краснеть, сообразив, о чем именно поется в текущем куплете.
– Да нет! Вранья много! – наконец овладела собой и Че. – И рабыней я стала много раньше. Да и светлой уже не была. Да и Сили сама мне предложила второй женой стать. Но знаете, этот вариант, что я посерела от великой любви и разврата, а не по собственной тупости, мне даже больше нравится! А все остальное… это про любого можно сочинить. Тут главное талантливо написать… А у того паразита-барда таланта с избытком.
И только толстокожие варвары ни о чем не задумывались, а весело притопывали ногами и даже пытались подпевать повторяющимся строкам.
– Вот и пришла твоя слава, – хихикнула мне на ухо Сили, сразу после того, как у нее вернулся дар речи, а густой румянец стал проходить. – Ну и мне маленечко перепадет.
– А давай, командир, я ему засуну его лютню… – тоже овладел собой Мотылек. – Там на грифе такие черточки… Так вот, если до пятой, то должен выжить… наверное.
– Нет, не надо! – отмахнулся я. – Что мы? Начнем ловить бардов по всему миру? Так приходит слава земная… Я, конечно, опасался известности, но такого не ожидал. Ну да ладно! Мне-то что? Вон! Половина трактира этому императору завидуют. Перед женами только, как-то неудобно…
– А ерунда, дорогой! – отмахнулась Че. – Ты не поверишь, но по сравнению с покупкой меня за козу, эти… хм… амурные приключения просто ерунда. Особенно для амазонки! Вон, смотри как Радия и Гор моей славе радуются. А Радия еще и намекнула мужу, чтобы внимательно запомнил и выбрал, что можно повторить, – а потом богиня задумалась. – Хм… Слава… Слава это же не только тыкающие в спину пальцы на улице… Дорогой, а ты не сделаешь мне алтарь сегодня вечерком? Хочу кое-что проверить.
Я только кивнул, а потом обратил внимание на Ласини, которая, с глазами размером с золотой каждый, то слушала пение, то осматривала наши лица.
– А… э… – наконец спросила она слабым голосом, – это что? Про нашего мужа и Че поется? – и, заметив дружные кивки, продолжила. – А что? Про Кея и меня тоже так петь будут?
И это не было никакой глупостью. Просто бедняжка еще плохо соображала после ранения. Да и сразу охватить сознанием, что это про твоих близких поют по всему миру такие непристойности – это изрядная закалка характера нужна. А она же еще совсем молодая…
– Не беспокойся, – успокоил ее я. – Так не будут. Такие песни только в одном экземпляре бывают. Но готовься! Через три месяца, как договор с чертовой кошкой закончится, и про тебя со мной что-то сочинят. Может как раз того барда уже с нар освободят.
– Ну что-ты? – укорила меня Сили. – Бедняжка еще слаба, а ты ее как обухом!
– Лучше пусть готовится заранее… – безуспешно попытался оправдаться я. Но потом предпочел извиниться перед всеми женами. И те меня простили благосклонными кивками.
Когда песня закончилась, бард отправился во двор. Мы тоже покинули таверну. Только уже на улице толстокожая Радия спросила:
– А что вы все так прохладно к песенке? Хорошая же! И про наших Кея и Челизию. Да ее вообще скоро на каждом углу петь будут!
– Вот именно, что на каждом! – буркнул ее муж, который нежно, как ребенка, нес на руках Ласини. Он и сам только недавно спросил у Мотылька про наш, отнюдь не восхищенный, вид. Дошло. Теперь он чувствовал интеллектуальное превосходство над любимой, но пока еще не разобравшейся в ситуации, женой.
– Дура ты двухъярдовая! – замахнулась на нее сумкой Огина. – Вот ты со своим Гором тоже занимаетесь… своим… Но вам же не придет в голову делать это при всех нас! Или на центральной площади. А этот певун…
– Я больше двух ярдов! – возразила амазонка. А потом и до нее стало доходить. Она окинула взглядом сначала Че, а потом и меня. А затем смущенно спросила. – Вы же говорили что там не все правда? Я сейчас!
И она умчалась за трактир. Вскоре оттуда донесся звук сорванной двери сортира. Потом короткий вскрик. А затем последний «треньк» лютни. И женщина быстро догнала нас.