— Коньяк, — коротко объяснил Золотых. — «Ереван», тридцать четвертого года. Давай, за удачу. Она нам понадобится…
Он наполнил два сферических бокала и постучал к Чеботареву. Тот вторично отворил маленькое окошечко в передний салон.
— У тебя рация выключена? — спросил Золотых.
— Нет. А что? — Чеботарев ничего не понял.
— Выключи.
Тихое пение эфира в переднем отсеке тут же смолкло, и теперь слышен стал только шорох ходовой и тихое урчание привода.
Золотых подал Чеботареву свой бокал, а сам наполнил еще один.
— Давайте, хлопцы. За удачу.
И они сомкнули бокалы, старясь не пролить ни капли драгоценного напитка. Коршуновичу пришлось для этого привстать, а Степе Чеботареву — обернуться чуть не на сто восемьдесят.
Операция «Карусель» началась.
Юркая «Ласка» мчалась по ночной сибирской трассе, покачиваясь на неровностях и вжимаясь в редкие повороты. Впереди тлели габариты точно такой же «Ласки». А сзади пристроился кто-то посолиднее, «Росомаха», кажется. Генрих расслабленно откинулся на спинку кресла. Водила, плечистый сибиряк лайкообразной морфемы, сноровисто манипулировал пестиками. Дороге было очень далеко до европейского автобана, и здесь наполненный бокал на крыше экипажа не продержался бы и нескольких секунд. Азиатская специфика, что поделаешь…
Позади тихо переговаривались по-своему двое балтийцев, Юрий и Рихард. Почему они решили ехать вместе с ним, Генрих не знал. Весь остаток дня после тестов в тренажерной и тире и весь вечер они провели по соседству, в одном и том же кабинете, только Генрих — в кресле у окна, а балтийцы — на диване перед аквариумом с какими-то национальными сибирскими карасями. Генрих присмотрелся к этой колоритной парочке еще в тире, на контрольных стрельбах из пулевых пистолетов. Оба стреляли на загляденье — сто из ста. Только Юрий классически, неторопливо и надежно, а более молодой Рихард — жестко, быстро и зло. Но тем не менее — точно. Генрих тоже выбил сто из ста, и молчаливый шарпей-китаец тоже сто, и смуглый малый из Турана, с совершенно не туранским разрезом глаз, — тоже. Только россиянин по имени Баграт, невесть зачем вклинившийся в группу агентов, которые сдались Сибири, выбил восемьдесят восемь с девяти выстрелов, да и то только потому, что на девятом выстреле пистолет намертво заклинило. Стрелять заново Баграт не стал, бросил ненадежную технику на стол и ушел. А стрельбу из иглометов распорядитель-сибиряк попросту отменил.
— Генрих, — негромко спросили сзади по-европейски. — Мы можем поговорить?
Говорил Юрий, эрдель, тот, что постарше.
Генрих обернулся, насколько позволяло кресло, и забросил руку на тонкую штангу, к которой крепились ремни безопасности.
— Поговорить? О чем?
— О сложившейся ситуации. Как европейцы с европейцем. Балтия — это ведь Европа, не так ли?
— Россия, — заметил Генрих, — тоже Европа. Самая настоящая.
— А Сибирь, — с непонятной злостью вставил дог, — нет.
Генрих покосился на водителя.