Полковник Золотых сделал маленький шаг вперед — Генриху на секунду показалось, что он готов разразиться неуместной напутственной речью, но сибиряк произнес всего две фразы:
— Постарайтесь притащить хотя бы одного живьем. И все, считайте свою миссию выполненной.
Прибалты коротко переглянулись. Эти явно привыкли понимать друг друга без слов. Генрих решил для себя, что там, в лесу, постарается держаться к ним поближе.
Кольцо вокруг оцепленной зоны было тройным. Пограничники — все с регулярными сибирскими иглометами — провожали спецназовцев и передовую группу уважительными взглядами. Генрих под каждым кустом замечал отблески прожекторного света в глазах. Заметил он и то, что ребятки-пограничники очень умело прятались по этим самым кустам, и слегка даже позавидовал навыкам истого лесовика. Врожденного. Сейчас такие навыки очень ему пригодились бы.
До предполагаемой границы базы оставалось около километра, когда Генрих уловил слабенький запах озона.
«Начинается», — успел подумать он, и в тот же миг над лесом вспыхнуло зеленоватое зарево парящих осветителей, а спустя пару секунд тишину распороли далекие хлопки ракетниц. А потом заросли впереди ожили. Просто ожили. Шарпей-китаец переломился пополам, но все же успел выстрелить; и тут за спинами очнулись ребята с распылителями.
Волков было четверо. Белесые фигуры, до странности напоминающие призраков, внезапно стали видимыми. Взвесь добросовестно облепила их костюмы, и хитрый полупрозрачный камуфляж перестал растворять волков в ночи.
Прибалты дали дружный залп и одновременно упали на землю. Генрих тоже залег. Чуть в стороне. Очень вовремя, потому что сзади принялись беспорядочно стрелять спецназовцы, да и пограничники со своими иглометами моментально набежали с трех сторон.
Но волки молниеносно разобрались в ситуации и дружно отступили; Генрих заметил, что двое поддерживали третьего, а четвертый прикрывал. Чтобы исчезнуть, им понадобились какие-то три-четыре секунды.
Стрельба не утихала еще секунд двадцать. Потом один из сибиряков из передовой группы предостерегающе поднял руку. Генрих, прильнувший к сухой таежной подстилке, ненадолго прикрыл глаза. Над кронами продолжали вспыхивать и светить ракеты, и мир оттого казался резко контрастным.
Вскоре стрельба разгорелась немного в стороне, но и там она довольно быстро стихла. Похоже, что волки нащупывали слабину в кольце окружения.
Потом кто-то из россиян-спецназовцев расшвырял светляков — лес в отдалении стал просматриваться гораздо лучше. Прибалты проползли вперед, к неловко лежащему у молоденького кедра шарпею. Кажется, шарпей был еще жив.
Генрих тоже пополз вперед. Он слышал, как сержант докладывает кому-то по рации, что вылазка волков пресечена, но есть потери, около двадцати человек, и что никого из волков не удалось ни пленить, ни устранить.
Он так и сказал — «устранить», а не «убить».
«Двадцать человек! — подумал Генрих озабоченно. — За несколько секунд. Дьявол! Да если волков много, они нас постепенно передавят всех, как клопов. И никакое оцепление не спасет».
Единственное, что порадовало, — никто из людей не впал в шоковое оцепенение после стрельбы. Все-таки накрутили всех как следует. Если и погранцы подготовлены так же, то есть даже небольшие шансы на успех. Наверное…
Рядом оказался россиянин Баграт; задумчиво перезаряжая короткоствольный «Самум», он сказал, обращаясь куда-то в пустоту:
— А с распылителями это они здорово придумали…
— Здорово, — фыркнул из густой тени туранец. — Лучше бы огнеметы принесли, чем распылители.
«Н-да, — подумал Генрих. — Нравы у них вполне сарацинские, там, в Туране. Да и в Халифате тоже».