— Двадцать седьмой поезд, десятый вагон, место четырнадцать. Двадцать один сорок, с Казанского.
Звонивший внимательно выслушал Арчи и, не проронив больше ни слова, отключился. Арчи вернул трубку на базу, голодно пискнувшую. Пришлось сходить на кухню, отыскать в холодильнике брикет универсального корма и осчастливить телефон. Заодно Арчи накормил холодильник и дверной звонок. Сервер оказался сытым — уж его Самохин никогда не заставлял голодать.
«Значит, проводку начнут прямо в дороге, — думал Арчи отстраненно. — Жаль».
Он надеялся побродить по Москве. Не выйдет, до поезда оставалось неполных четыре часа.
Все же Арчи прогулялся. По Измайловскому бульвару, потом по Сиреневому. Даже знакомого встретил — Вадика Чикова, когда-то учились вместе. Опрокинули за встречу по бокалу пива; Чиков тащил Арчи к себе в гости, но времени уже не оставалось.
В полдесятого Арчи, небрежно помахивая сумкой, ступил на перрон Казанского вокзала. Он давно заметил: на тех, кто молча и мрачно тащит свой багаж, почему-то обращают больше внимания, чем на беззаботных с виду. Насвистывая нечто легкомысленное, Арчи дошел до вагона; проводника у входа не оказалось.
«Тем проще, — Арчи только порадовался. — Билета-то у меня нет».
Дверь четвертого купе была открыта настежь. В купе сидел уже знакомый русский овчар — Лутченко. Напарника его пока не было видно.
— Денечек добрый! — нейтрально поздоровался Арчи.
— Здравствуй, Арчи, — ответил Лутченко. — Можешь расслабиться, это спецвагон.
— Понял. — Арчи кивнул и забросил свою символическую поклажу на верхнюю полку. Мельком глянул в багажный отсек — там стояли новенькие, еще пахнущие накопителем сумки.
— Вон та — твоя, — сообщил Лутченко, указывая на крайнюю слева. — Можешь переодеться. Треники, там, тапочки, футболка.
В соседних купе кто-то негромко переговаривался.
— А пожевать есть что-нибудь? — спросил Арчи. — А то я не успел…
— Найдем.
Едва Арчи облачился в выстиранный спортивный костюм, поезд тронулся. Откуда-то появился проводник, принес белье, ничего не спросил взамен, билетами тоже не поинтересовался и безмолвно канул в коридор.
Лутченко прикрыл дверь.
— С бабулей твоей плохо, — сказал Лутченко. — Ты знаешь?
— Знаю, — со вздохом ответил Арчи. — Девяносто восемь лет все-таки…
— Между прочим, ты к ней направляешься.