– Это болезнь толстой кишки. Иногда называется «боль в боку». Яд зародился у него в кишках и распространился по всему телу.
– А отчего это?
Роб покачал головой.
– Может быть, спутались кишки или же что-то мешало проходить пище. – Обоим было понятно, что его невежество не дает повода для какой бы то ни было надежды.
Он все же изрядно потрудился над Джеймсом Калленом, пробуя все, что могло хоть как-то помочь. Роб ставил ему клистиры из ромашкового чая с молоком, а когда это не дало результата, то дал больному несколько раз ревень с солью. Прикладывал к животу нагретые мешочки с песком, уже понимая, что все совершенно бесполезно.
Роб не отходил от ложа шотландца. Ему хотелось отослать Мэри в соседнюю комнату, чтобы она хоть немного отдохнула, ведь она слишком долго отказывала себе в этом, но он понимал, что развязка уже близка. Потом у нее будет много времени на отдых.
В середине ночи Каллен вздрогнул и встрепенулся.
– Не волнуйся, папочка, все хорошо, – прошептала Мэри, растирая ему руки, и в это мгновение душа его отлетела – так тихо, так легко, что ни Мэри, ни Роб не почувствовали сразу, что ее отец не пребывает более на этом свете.
Мэри перестала брить отца за несколько дней до смерти, и теперь пришлось сбривать седую бородку. Роб расчесал ему волосы и держал тело, пока Мэри, не пролив ни слезинки, обмывала покойника.
– Я рада, что могу это сделать, – сказала она. – Когда умерла мать, мне не позволили помочь.
На правом бедре у Каллена был большой шрам.
– Он получил эту рану, охотясь на дикого кабана, засевшего в кустах. Мне тогда было одиннадцать лет. Ему всю зиму пришлось сидеть дома. На святки мы вместе готовили ясли для младенца Христа, вот с тех пор я и стала понимать отца.
Когда они подготовили покойника, Роб принес еще воды из протекавшего поблизости ручья и подогрел ее на очаге. Пока Мэри мылась, он выкопал могилу, что оказалось чертовски нелегко – почва была каменистая, а подходящего инструмента у него не было. Под конец он копал мечом Каллена, а вместо рычага использовал большую заостренную ветку. Копал и голыми руками. Докопал могилу, потом связал поясом покойного две палки крест-накрест.
Мэри надела то черное платье, в котором Роб впервые ее увидел. Он вынес тело, завернутое в шерстяное одеяло, которое отец и дочь везли из дому, – такое красивое и теплое, что Робу стало жаль класть это одеяло в могилу.
Нужно было бы прочитать святую погребальную мессу, но Роб не мог прочесть даже простую заупокойную молитву, не доверяя полузабытой латыни. Ему вспомнился псалом, которому научила его мама.
Господь – пастырь мой. Не будет у меня нужды ни в чем.
На пастбищах травянистых Он укладывает меня, на воды тихие приводит меня.
Душу мою оживляет, ведет меня путями справедливости ради имени Своего.
Даже если иду долиной тьмы – не устрашусь зла, ибо Ты со мной; посох Твой и опора Твоя – они успокоят меня.
Ты готовишь стол предо мной в виду врагов моих, умащаешь голову мою елеем, чаша моя полна.