С тех пор как он похоронил Цирюльника, ни одна смерть не взволновала Роба так сильно, до глубины души, и он до самого Исфагана ехал мрачный и преисполненный отчаяния.
К городу они подошли уже перед наступлением вечера, и тот выглядел точно таким, каким Роб увидел его впервые: белые здания с наброшенным на них покрывалом синих теней, а крыши отсвечивают розовым из-за окружающих город песчаных холмов. Они проехали прямиком в маристан, где он передал восемнадцать раненых на попечение других лекарей.
Затем они направились на конюшни Райского дворца, и там Роб освободился от ответственности за животных, воинов и рабов.
Покончив с этим, он попросил вернуть ему гнедого. Находившийся поблизости Фархад, новый Капитан Ворот, услышал и приказал конюху не тратить время на поиски одной конкретной лошади в бурлящем табуне.
– Приведи хакиму другого скакуна.
– Хуф сказал, что я получу назад своего коня. – Не все же должно теперь измениться, сказал себе Роб.
– Хуфа нет.
– И тем не менее. – К немалому удивлению Роба, и в его голосе, и в глазах появилась упрямая решимость. Он побывал в пекле боев, они стояли ему поперек горла, но теперь ему хотелось с кем-нибудь драться, накопившаяся злость требовала выхода. – Я хочу получить своего коня.
Фархад разбирался в людях и ясно почувствовал в тоне хакима вызов. Препираясь с этим зимми, выигрывал он мало, а вот потерять мог весьма многое. Поэтому он пожал плечами и отвернулся.
Роб вместе с конюхом изъездил весь загон. К тому времени, когда они увидели гнедого мерина, ему уже было стыдно за свою грубость с Фархадом. Они отделили гнедого от табуна и оседлали, а Фархад смотрел и не скрывал своего презрения: вот за это неполноценное животное зимми готов был ссориться с ним?
Но, как бы то ни было, гнедой охотно потрусил рысью в сумерках к кварталу Яхуддийе.
Услыхав, как заволновались животные, Мэри взяла отцовский меч, лампу и отворила дверь, ведущую из жилого дома на конюшню.
Он возвратился домой.
Гнедой был уже расседлан, и Роб как раз заводил его в стойло. Вот он обернулся, и Мэри увидела, как сильно он похудел. Сейчас он был в точности похож на того худощавого вспыльчивого юношу, с которым она познакомилась в караване керла Фритты. В три шага Роб подскочил к ней, обнял, не говоря ни слова, потом провел рукой по плоскому животу.
– Прошло благополучно?
Она слабо рассмеялась, усталая и измученная. Всего на пять дней опоздал Роб и не слыхал ее отчаянных криков и воплей.
– Твой сын два дня выходил на свет.
– Сын…
Роб погладил ее по щеке своей большой рукой. При этом прикосновении Мэри даже задрожала от невероятного облегчения и едва не пролила из лампы масло, так что пламя заметалось. Пока Роба не было, Мэри держалась твердо и сурово, женщина, одетая в кожаные доспехи, но какая это великая роскошь – снова опираться на мужа и сознавать, что кто-то тебя защищает и умеет все делать.
Она отложила меч и взяла Роба за руку, повела в дом, к выстланной мягким одеялом люльке, где спал младенец.