Набрал он воздуху – и пошел шпарить всё подряд. Мендельсона. Шопена. «Лимончики». «Куда уходит детство». «Семь сорок» с импровизом. Только-только вечер спускается, до утра еще далеко…
Снова сбился Сенька – ну не железный же он!
Или железный?
Снова протянулись к Сеньке руки, вот-вот коснутся живого тела…
Взвыл клаксон, и зазвучала труба. И опять гости в пляс пустились.
Раскалилась медь. Обжигает, а Сеня и не чувствует – онемели губы давно, коркой взялись. Онемели и пальцы – сами бегают, Сенька им не хозяин. И мутится перед глазами: то ли слезой взялись, то ли фары запотели. И сбоит за ребрами сердце – то ли инфаркт подступает, то ли бензин в баке весь вышел. Смотрит на девушку своей мечты – и не видит ее. Впору «дворники» включать…
И выпала труба из ослабевших рук. И навсегда замолчала.
– Ага! – закричал златозубый жених.
– Ага! – завопили радостно гости. – Теперь попался, попался, попался!
И в ту самую секунду, как совсем уж было одолела Сеньку нечисть, соскочила невеста с рушника. Фату с себя сорвала, в небо подбросила – обернулась фата петухом и с перепугу закукарекала.
Замерли гости.
Расхохоталась девушка, пальцами щелкнула, жениху своему, старому черту, под самый нос дулю скрутила. И – к Сеньке.
Распахнула дверцу. Вдавила педаль газа по Сенькины гланды. Взревел мотор, и только их обоих и видели.
Так обрел свое счастье Сенька Бурсак.
По сей день, говорят, в окрестностях райцентра Ольшаны можно встретить джип «Grand-Cherockee», летящий по буеракам на скорости двести километров в час. Молодежь, правда, в него не верит. А старожилы крестятся, заслышав на болотах шум мотора.
Многие его видели. Говорят, он прекрасен и страшен: смоляной лак блестит, галогенные фары затмевают солнце и луну, а за рулем сидит девушка неописуемой красоты – в чем мать родила.
Так носятся они – и так будут носиться до Страшного суда.
А как сыграет клаксон «Лимончики» задом наперед – так Суду и быть.
Мы делаем новости (