Почему-то Глебычу хотелось, чтобы Гений Калужско-Рижской не думал о нем плохо.
Через неделю все-таки пришлось выходить из дому дальше магазина и ехать на церемонию вручения очередных премий за очередные заслуги.
Глебыч частенько бывал на подобных мероприятиях. Узкий замкнутый мирок профессионалов в какой-либо области, украшенная сцена, конферансье, речь, приз, вручение, жиденькие аплодисменты, полнящиеся завистью глаза в зале... Потом фуршет, бутерброды, водка, пьяные разборки и блевотина по углам. Бомонд, чтоб его.
Подобные мероприятия Глебыч не любил, но регулярно посещал по профессиональной надобности. Представители десятков замкнутых мирков уже несколько лет как здоровались с ним — примелькался, видимо.
Сегодня ехать предстояло на «Таганку», в ресторан «Семь пятниц».
«Надеюсь, никакой гадости я за последнее время не совершил, — мрачно думал Глебыч, ныряя под мост окружной железки, — и станция «Измайловский парк» никуда не делась. Равно как и «Таганская-радиальная»...»
«Измайловский парк» обнаружился на месте. И наземный вестибюль, и все остальное.
Бэдж с визиткой, конечно же, был загодя приколот к свитеру.
Держа в руке карточку, Глебыч подошел к крайнему левому турникету, рядом с будочкой бабули-дежурной. Не успел он сунуть карточку в щель, как на турникете зажегся зеленый глазок.
Глебыч насупился.
«Ну, вот... опять халява... Не пойду, заплачу, как положено», — подумал он сердито.
Но бабуля вдруг обратила к нему широкое румяное лицо и приветливо улыбнулась, что работникам общественных мест в общем-то не свойственно:
— Проходите-проходите! Вам можно! И о карточках можете забыть... пока вы наш Гений.
Глебыч с сомнением поглядел на нее. И вдруг понял: ему действительно можно. Более того — нужно.
Он кивнул бабуле и смело вошел на станцию.
Что-то изменилось. Звуки: они стали объемнее, четче, выпуклее. И их стало больше. Глебыч слышал, как поскрипывают металлические конструкции над лестницами, как звучат шаги каждого из пассажиров, как урчит и щелкает позади электронная и механическая начинка турникетов. Как с шорохом падают в урну использованные карточки.
В зале вроде бы стало светлее, чем обычно. Серебристая Зоя Космодемьянская определенно улыбалась Глебычу, как своему. Глебыч чувствовал, что на левой стене ближе к центру зала вот-вот отвалится одна из мраморных плиток, и что у зеркала в конце платформы помутнели верхние уголки, и что одна из лампочек среднего пути (внизу, над контактным рельсом) не горит...
Ощущения были очень странные и вместе с тем очень естественные. Нужно было просто к ним привыкнуть.
С «Измайловской» как раз прибыл поезд; Глебыч наладился было в переднюю дверь переднего вагона, но тут из кабины выглянул машинист.
— О! — сказал он. — Привет. Заходи. Глебыч нерешительно замялся.