– Куда? К ним хочешь? – указал он на скелеты. Яра передернуло.
Тарус долго рассматривал ларчик, потом щелкнул пальцами:
– Кинжалы!
Яр полез в сумку. Рубиновые клинки вновь соединились в короткий меч, но, послушные прикосновению магического перстня, тут же распались. Тарус аккуратно, словно боялся обжечься, взял один кинжал и склонился над ларцом. Рубин на гарде тотчас вспыхнул и, вторя ему, усилили свечение изумруды на мечах. Чародей отшатнулся и попятился. Что-то ему мешало. Он потряс головой, вытянув вперед руку без кинжала.
– Яр! Ну-ка, ты! Видишь вон те углубления по углам ларца? Вложи в них по кинжалу. Да потише, без спешки!
Яр мягко, по-кошачьи, подобрался к плите.
– Цепей и камня не касайся! – предупредил Тарус. Тем временем Яр изловчился, один из кинжалов скользнул, куда полагалось, войдя по самую гарду и рубин чуть заметно ожил. В глубине его заструилось что-то похожее на слабый свет. Цепь на этом же углу плиты, глухо звякнув, разорвалась посредине, но плита даже не шелохнулась. Второй кинжал занял свое место и свечение рубинов стало более ярким. С тем же звуком лопнула вторая цепь. Падая, она задела один из человеческих скелетов и он распался в мельчайшую сероватую пыль.
Когда все четыре кинжала оказались где нужно, рубины пылали, как летний закат накануне ветреного дня. Все цепи лопнули, обрывки свешивались с неподвижной плиты и касались пола. Лишь один не доставал до пыльной поверхности, не хватало нескольких звеньев. Казалось, плита стоит теперь на диковинных ножках. Остатки цепей на своде пещеры слабо покачивались и жалобно поскрипывали.
Тарус хотел сказать Яру, что пора открывать ларец, но тот и сам догадался. Настороженно, с опаской, он коснулся перстнем ларца и отдернул руку.
Рубины ослепительно вспыхнули и погасли; теперь вместо них зыбким синеватым маревом засветился ларец. Сначала свечение разгоралось, потом стало тускнеть и вдруг, слабо блеснув, в свете факелов, ларец растаял, обратился в ничто. В центре плиты на черном бархатном ложе покоились три рубиновых кинжала. Лежали они треугольником, лезвие к рукоятке, и были ослепительно чистыми, словно из начищенного серебра. А потом сверху на них с тихим мелодичным звоном упали четыре потемневших от земных скитаний кинжала-ключа, все рубины вспыхнули вновь, но горели недолго, ровно столько, чтобы люди успели заслонить глаза рукой и отступить.
Когда сияние угасло, на плите остался лежать длинный рубиновый меч, тускло отблескивая в дымном пламени факелов. Он был точной копией мечей Вишены и Боромира, с одной лишь разницей: вместо двух изумрудов гарду его украшал огромный рубин.
– Возьми его, Яр! Отныне он твой.
Голос Таруса повис в гулкой тишине пещеры.
Юноша решительно протянул руку и пальцы его сомкнулись на рукоятке. Ладонь ощутила приятную тяжесть меча.
Боромир легонько толкнул Таруса, указывая на скелет чужака:
– Гляди, чародей!
Тарус присел. Вишена, до этого молча стоявший позади всех, всмотрелся и едва не вскрикнул: скелет был опоясан сгнившим кожаным ремнем с длинными ножнами. Яр вопросительно уставился на Таруса, по-прежнему вцепившись в меч.
– Мне взять это?
Тарус думал всего мгновение:
– Бери!