Вишена оглянулся:
– Тарус-то где? Уж он растолкует.
Боромир кивнул.
– Тарус был здесь, да в Шогду подался. Завтра воротится.
Роксалан тем временем поднял меч-малютку и с сомнением вертел его в руках. Вишена пытливо наблюдал за ним. Там, на болотах Лежи, он долго думал, брать ли с собой этот меч, бросить ли. Решил взять.
Роксалан тем временем тронул Боромира за плечо и тот прочел в его глазах вопрос.
– Сказывай, – велел он.
Роксалан тряхнул головой.
– Взглянуть бы на Омута нож…
Боромир стрельнул глазами, словно пойманный тур.
– Рубины? – догадался он. Роксалан кивнул. Вчера еще заметил он, что у Омута на ноже рубины, а сейчас вдруг вспомнил, Омут ведь обычно не расставался с длинным турецким кинжалом с костяной рукояткой и безо всяких камней.
Все направились в терем. Омут, покрытый полотном, лежал в дальних покоях на высокой дубовой лавке. У изголовья застыл резной деревянный идол – фигура бога Хорса.
Боромир чуть приподнял полотно с левой стороны и в глаза ему полыхнул алый рубин. Боромир оглянулся, а Вишена осторожно вытащил нож из кожаного чехла. И вскрикнул пораженно.
Если была у подброшенного ночью меча точная копия, то в руке он сейчас держал именно ее. То, что все принимали за нож Омута, оказалось крохотным мечом. На гарде искрились рубины, такие же малые и чистые, по одному с каждой стороны. Вишена развернул шкуру и уложил второй меч подле первого.
И тут раздался крик, неожиданный и громкий. Соломея указывала пальцем на лежащего Омута. Когда Боромир приподнял полотно, укрывавшее покойника, стала видна рука – ладонь и предплечье. Взгляды, прикованные к мечу, не сразу остановились на ней.
Это не была рука человека. Темная кожа со вздутыми венами, жесткая щетина, крючковатые пальцы и длинные звериные когти.
Вишена вздрогнул, кто-то позади охнул, а Боромир рывком сдернул с Омута покрывало.
– Чур меня, – выдохнул он и отшатнулся.
Вместо Омута на лавке лежало сущее страшилище. Та же темная звериная кожа, сильно выступающая нижняя челюсть, белоснежные клыки, не меньше медвежьих, закаченные глаза – сплошные белки без зрачков.
Все отпрянули, невольно, как обожженные.