Вольер

22
18
20
22
24
26
28
30
Ирина Градова Вольер

Жила-была семья в хрущевке: мама, папа, трое детей и бабушка, и кто-то из них посреди ночи убил бабушку. Казалось бы, жизнь изменилась к лучшему, но это было только началом странных событий.

ru
Aleks_Sim FictionBook Editor Release 2.6.6 2021-10-17 http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=34469780&lfrom=17644431 BFDC669D-D8C7-48D7-B918-99F1C6235D2C 1.0

1.0 - создание

Мультимедийное издательство Стрельбицкого Харьков 2019 978-0-8871-5405-8

Ирина Градова

ВОЛЬЕР

Семейство Смолиных вносило немалый вклад в страдания человечества главным образом из-за ненормальной неходячей бабушки, которую за глаза называли Злом. Ее настоящее имя почти забыли. Она олицетворяла собой такую свободу от любых проявлений разума и здравого смысла, что хоть в бронзе увековечивай. Она могла бы два года по пятнадцать часов в сутки записывать то, что ненавидит, а дальше у нее закончились бы известные слова. Она могла бы быть консультантом по вопросам безумия. На сей момент она выполняла чисто декоративные функции, лежа на чемоданах с палкой, противогазом и чужим пиджаком в охапку.

Служителем Зла была мать семейства, дочь Зла, которую звали Эльвира. Она отбыла пятьдесят пять лет срока жизни и напоминала большую печальную амебу. Ее муж, Аркадий Смолин, был невысоким остролицым человеком с татуировкой «Зина» на кисти руки.

Их дети – старшая Диана и близнецы Лида и Стас – представляли собой разные типы людей. Пятнадцатилетний Стас был сильным, как буйнопомешанный, на досуге занимался тем, что выпивал с друзьями, а также с периодическим успехом играл в карты. Он отличался умом. В том смысле, что ума было на редкость мало. Школьные знания он считал редкостной заразой и стремился всеми силами избавиться от них. Его сестры определенно пошли в отца: обе тонкогубые, остроносые, светловолосые. Старшая была довольно высокой, носила на шее легкий шарфик и собирала волосы в хвост, что придавало ей вид интеллигентный, а младшую, среднего роста, от глупого вида не спасали даже очки, и ходила она со светлыми прямыми патлами до плеч.

Близнецы учились в девятом классе, а Диана постигала профессию медсестры в медколледже неподалеку. Все вместе долгие годы нарушали санитарные и моральные нормы.

Семейство объединялось на почве взаимной ненависти, старательно взращиваемой Злом. В проявлениях злобы можно было выделить некоторые закономерности: когда все орут друг на друга – жизнь в норме, а когда замолкают – значит, дело серьезное. Итогом любого скандала становились драки: на кухне лежала даже специальная тряпка для вытирания крови, вся твердая от постоянного использования. Диана как-то посчитала, что лично она за год приняла участие в ста четырех драках дома. Она не учитывала вечные поколачивания костылем, которые устраивало Зло просто так. Если учитывать, то доступные разуму цифры скоро закончатся.

Последний нормальный день в трехкомнатном хрычовнике Смолиных начался и закончился как обычно. Подумаешь, кто-то сломал Священную Спичку. Делов-то.

Как и обычно, утро началось с того, что дежурный по квартире – а это был Стас – заорал: «Подъем!». Семейство Смолиных, включая неходячую бабушку, подскочило так, будто на минах подорвалось. Было бы неверно думать, что подскочило оно с кроватей. Зло спало на своих старых чемоданах, набитых хламом. Боясь, что их украдут, она предпочитала спать на них. С учетом того, что ходить она не могла уже несколько недель, охрана чемоданов была идеальной, жаль только, что все развонялось. Стас спал на сдвинутых вместе шести старых неработающих холодильниках, служащих теперь шкафами, Лида спала на раздвижном столе, а Диана – на двух лежащих рядом шкафах, в которых бабушка хранила целую коллекцию сапог, изготовленных ее отцом около сорока лет назад. Сапоги потихоньку разлагались все эти сорок лет и имели запах довольно неприятный, поэтому шкафы эти никто не открывал, благодаря этому Диана с чистой совестью не убирала одеяло и подушку с них. Дверная ручка всякий раз упиралась ей в поясницу, доставляя несущественный дискомфорт.

Родители троих детей, Эльвира и Аркадий, спали на продавленном диване, больше похожем на гамак, а сама бабушка – традиционно невдалеке от них, надев противогаз с хоботом и укрывшись кителем своего покойного мужа, умершего больше тридцати лет назад. Диван был примечателен тем, что на них были зачаты два поколения Смолиных. Оба как на подбор несчастные.

Семейство подскочило с импровизированных кроватей и судорожно принялось одеваться. Стас соскочил с холодильников, с грохотом приземлившись на доску для ночного сверления, и побежал на кухню делать обязательные четыре бутерброда для каждого члена семьи. Эльвира утверждала, что плотный завтрак необходим для хорошего здоровья. Тот факт, что среди Смолиных утром никто не мог заставить себя проглотить более чем половинку бутерброда, в расчет не принимался. Из какой-то эмоции по отношению к Эльвире, возможно, из чего-то вроде уважения, семейство дружно давилось сухими бутербродами и запивало их крутым кипятком. Для профилактики простудных заболеваний, ну и заодно из садизма. Чтобы как-то мотивировать семью на утреннюю пытку едой, было придумано состязание: все садились за стол, дежурный по квартире засекал время, и тот, кто первый управится со своей порцией, получал право не завтракать на следующее утро. Обычно состязание выигрывала Эльвира, которая испытывала меньше проблем с завтраком. Совершенно стандартными были драки детей, считающих свои порции несправедливо большими и видящими в этом козни дежурного по квартире. На этот случай на кухне лежала специальная тряпка для вытирания крови из разбитых носов. Хуже приходилось, если кто-нибудь сдирал с бабушки противогаз и пытался душить его хоботом дежурного. Тогда бабушка начинала верещать дурным голосом, что она умрет из-за того, что надышится ртутью от разбитого двенадцать лет назад градусника. Чтобы заглушить звонкий старушечий голос, Аркадий включал электрическую дрель.

Сразу после Первой Утренней Войны дети уходили на учебу. Чуть позже Эльвира уезжала на Комаровский завод оптики, а Аркадий – на другой завод, где трудился бухгалтером. Бабушка оставалась лежать на чемоданах и в противогазе. Вне дома все они вели себя прилично, зная, что с ними не все гладко. Необходимость скрывать большую часть жизни въелась в плоть и кровь, поэтому Смолины были кем-то вроде микробов за пределами дома. Исключение составляло разве что Зло в годы работы, но и она там сдерживалась. Прослыла чудовищем, конечно, но это она еще держала себя в руках.

В последний нормальный день, следуя распорядку, дети отбыли срок в школе от звонка до звонка. У Стаса не происходило ничего интересного. То ему морду набьют, то он кого-нибудь приложит лицом об стол. Его сестра училась в параллельном классе по просьбе родителей: близнецы не шибко ладили меж собой, и их сразу рассадили по разным классам, что было комфортно для всех. У Лидии одним из немногих жизненных утешений были разговоры с подругой.

Ее одноклассница и хорошая подруга Катя Горбатова выглядела совсем не так, как будто утюгом проглаженная Лидия. Катя могла бы быть привлекательной даже в костюме химзащиты и противогазе. Изящная фигура, темные волосы, почти черные непроницаемые глаза – все это делало ее первой красавицей едва ли не всей школы, но она относилась к знакам внимания снисходительно (конечно, если вообще их замечала). Она относилась к тому мизерному проценту женщин, от вида которых самолеты падают, машины останавливаются, а прохожие столбенеют и сворачивают себе шею, глядя им вслед. Но вот какая проблема, у нее тоже жизнь не задалась с самого рождения и последние пятнадцать лет была довольно паршивой. Перспективы были еще хуже.

Лидия плюхнулась за парту и протерла слегка запотевшие на октябрьском воздухе очки.

– Как дела дома? – вместо приветствия спросила Катя.

– За утро подрались всего один раз, Зло уверяет, что я ее бью, Дианка травит ртутью, а Стас спер фуражку деда.

– Правда спер?

– Нет, конечно. Мы даже ей показали ту фуражку – не верит, говорит, подменили. Что интересно, родители больше поверят ей, так как она старше нас. А у тебя как?