Вольер

Катя подумала, что они теперь не просто подруги, а соучастники. Лида рассказала ей остальное, в чем Катя не поучаствовала. Она все знала, изначально пыталась отговорить ее сознаваться, но все перевесил аргумент личной безопасности. В тюрьме или этом странном интернате будет все равно безопаснее, чем дома. Поэтому Катя сделала вид, что ни при чем и вообще понятия не имеет, как берут кровь из вены, оставив все на откуп самой подруге. Соучастие в чем-то плохом весьма укрепляет человеческие отношения. Чем серьезнее нарушенная статья уголовного кодекса, тем крепче дружба и понимание.

* * *

Диана приехала в домик Николая Смолина и тщательно заперла дверь. Затем машинально подперла ее старым тяжелым креслом. Так ей было спокойнее. Издержки воспитания, искалеченная психика, да, приходится признать это, имели большое влияние.

В выстуженном неотапливаемом помещении она только расстегивала пальто. Диана закинула ногу на ногу и откинулась на спинку кресла. Пора перебрать мысленно все произошедшее и насладиться хорошей работой. Провернуть такую комбинацию, это вам не укольчики в венку ставить.

Как удачно все получилось. Никто не понял, что бабку убила именно она, тем более, не догадались, чем конкретно. Не поняли и того, зачем конкретно она приводила Микулина домой. Зато втихаря свалили на него мелкие пакости, отец также заподозрил в наркоторговле, и запретили с ним видеться в дальнейшем, как она и рассчитывала. А вот «Атропин» сработал не до конца. Собственно, не «Атропин» это был, пригодилась выброшенная в больнице пустая пачка, а флакончики и этикетки от чего попало – дело наживное. Ну и постараться, чтобы шкаф рухнул прямиком на Аркадия, тоже дело, в общем-то наживное. Предполагалось, что отец с наркотой попадет в историю, но он оказался везучим. Пригодился также Лидкин лист с вычислениями влюбленности, отец должен был задуматься, и это также сыграло роль в его вере в виновность Лидки. Но лучше бы отец попался на попытке сбыта… Впрочем, неважно. Его черед еще не наступил. Со Стасом получилось забавно: Лидка услужила лучше некуда. Только он попал в больницу со сложным коктейлем из тяжелых металлов в организме, как она проявила самодеятельность, подменив пробирку с кровью. Одного только диагноза лаборатории хватило для догадки. Какой, к чертям, сепсис, когда она устроила ему отравление! Лидка в итоге созналась в суде, что просто сунула в пробирку чуть-чуть снега, вот и сепсис получился. Микробов в том снеге как песка в Атакаме. Но Диана все поняла уже в первый вечер: синяк от укола на локтевом сгибе (ох и зря она дома надела футболку!) был более чем заметен, вот что бывает, когда кровь берет непрофессионал. Ну а потом накропать левой рукой записочку от имени Стаса было несложно. Конечно, этой очковой кобре Архиповой ничего не оставалось, кроме как вынести приговор, довольно мягкий на взгляд Дианы. Тяжелые металлы теперь ее профиль. Пройдет несколько лет, все уляжется, Лидка выйдет из этого интерната, и где-нибудь невзначай помрет, уж Диана постарается, да и отец что-то задержался на этом свете, не дай бог еще потомков наплодит, не отследишь потом. Тогда больше никто из Смолиных не разнесет свои гены по миру. Человечество должно Диане спасибо сказать, причем несколько раз подряд и с чувством.

Насчет отца был один непонятный момент: чего это он постоянно щупает себе шею? Проблемы со щитовидкой? Надо разнюхать.

Она будет жить с Микулиным, на его деньги отремонтирует частный домик Смолиных, потом бросит Владимира и обустроит себе логово там. Одна. Мать в своем хрычовнике может делать, что захочет. Пусть живет, все равно в силу возраста она не размножится. То, что она вообще имеет потомство, полностью выходит за рамки теории естественного отбора.

Диана развязала шарфик, и он повис на шее. Кому какое дело до ее шрамов… Ариадне было наплевать на них.

«Спасибо, ваша честь, вы спасаете мне жизнь!» – Лидка явно обнаглела. Наверняка эта Архипова расскажет дома про приговор, назовет фамилию Лидки, и Смолины станут именем нарицательным в кругу ее домочадцев. Чикатило тоже имя нарицательное, но Смолины не хуже, тем более, что их много.

Диана не знала еще кое-чего. Лидка предпочла сесть за решетку еще и потому, что ей слишком нравился Микулин, и она всеми силами желала ему счастья, пусть и с родной сестрой. А еще Диана не знала, что именно сестра сломала Священную Спичку, зная, какое влияние это произведет на Диану и какие последствия спровоцирует. Неплохой такой был прием сохранения рассудка: когда все выйдет на новый уровень жути, сломать Спичку, и тогда можно было убивать старуху. Спичка была индикатором терпения. А Лидка догадалась и вызвала такие последствия. Сама и пострадала в результате.

Диана подошла к окну и выглянула на улицу, но тут же задернула шторы обратно. Здесь ее никто не должен видеть. Улыбочка Ариадны была такой, что лучше ее никому не показывать. Даже справедливая судья Архипова упекла бы ее в тюрьму за одну только улыбку. Ариадна громко засмеялась. Больше не будет никакой Дианы, этот искалеченный персонаж должен уйти со сцены. И не надо думать, будто Ариадна ненормальная. Она прекрасно себя контролирует. Она прошептала «я нормальная!», сделала два кувырка назад, потом один вперед и рывком поднялась на ноги. Затем она исполнила некий танец типа фламенко и чардаша разом, размахивая двумя шприцами – у нее всегда были с собой шприцы для самообороны. В абсолютной тишине полумертвого дома, с забаррикадированной дверью и задернутыми окнами, она неистово отплясывала свой дикарский танец. Все потому, что она ощущала себя нормальной и свободной. Любой свободный человек может вести себя так – он же свободен и может в любой момент остановиться.

Она смогла остановиться спустя несколько минут, чем доказала себе свою полную вменяемость. Не хотела, но остановилась по требованию разума.

Еще никогда она не была живее. Еще никогда ей не было лучше. Она была, она жила, и мир знал это.