– С какими еще дочерьми? – сбилась с лекции фея. – Ах, с этими… Жавотта и… как бишь ее?.. Хм… А что с ними было в прошлый раз, ты помнишь?
– Я вроде пристроила сестер замуж, – неуверенно сказала Матильда. – То есть, теперь она… Нет, не она… Я! Конечно, я. Да, выдала замуж. Одну за почтмейстера, другую за начальника суда. Почтенные, скучные люди… Или нет, одну за полковника в отставке, другую за содержателя мюзик-холла? Я позабыла. Ах, крестная, это было так давно!
– Принц все равно на них не женится, – пожала плечами крестная. – Скажем так: это совсем, совсем другая сказка. Даже если ты не явишься на бал и не затмишь там всех, на них он и не взглянет.
– Значит, я могу уйти до полуночи, – пробормотала Матильда, – а могу задержаться?
Фея рассерженно топнула каблучком – да так, что подпрыгнул даже большой казан на печи, а прочая утварь задребезжала в испуге.
– Матильда! – рявкнула она. – Не будь глупее, чем ты есть! Это твоя жизнь и твой выбор, и платить тоже тебе. Да, ты можешь уйти вовремя, можешь сбежать с лесником, можешь чихнуть королю в портвейн – и тебя выведут вон. Ты можешь вообще не пойти на бал!
Юная Тилли рассмеялась. Ее смех звенел озорными колокольчиками. Она так давно не смеялась, что почти забыла, как смешинки щекочут горло.
– При всем уважении, сударыня, – сказала она с улыбкой, – совсем не пойти я не могу. Потому что тогда это буду не я. Бал – значит, танцы. Падеграс, мазурка, танго, вальс… Ах, вальс! Я пойду непременно, и будь что будет. Ты же знаешь, мама, я слишком люблю танцевать.
Ольга Онойко
Некромантисса
Придет май, наступит условленный день, и он снова будет ждать на опушке леса. Весть о нем передадут звери и птицы. Помчится над зелеными кронами, обгоняя весенний ветерок: «Лореаса!»
Он снова ждет.
Порхнет сойка и прошепчет весть рыжей белке, а белка настрекочет с ветвей серому волку. Поднимется серый, глянет янтарным глазом, поскребет лапой трухлявый пень – и вот уж хлопочет вдовая лешачиха, посылая сына за гиблый бор, за овраг, в край болотный: «Зовут, зовут тебя, Лореаса». Хваткий, бедовый лешачонок поскачет зайцем, полетит тетеревом, поползет ужом – сквозь лес, сырой и дремучий, через ледяные ручьи и страшные топи – дальше, дальше. Замрет маленький вестник на седой кочке, покличет иволгой, покличет враном, и пробудится древний холодный дом на краю болота, черный дом, крытый замшелой дранкой. На крыше поверх дранки белеют кости, а под углами сруба стынут могилы, давно стынут, так давно, что если отворятся и выпустят своих мертвецов, подивится на них даже народ лесной, всего навидавшийся. Ибо не людские это кости и не звериные, и не помнит уже никто из живущих такого племени, и спроси хоть саму Деву Сновидений – не узнает она этого сна.
Поминая Деву Сновидений к добру или к худу, выйдет на свет Лореаса. Завидит ее неулыбчивое лицо маленький лешачонок и запрыгает лягушкой, вновь и вновь повторяя: зовут тебя! Снова пришел к нам твой храбрый молодчик, шугает птиц, топчет травы, и от коня его пахнет сталью и дымом. Вот уже много лет ты не можешь прогнать его – ни весенней грозой, ни волками, ни призраками темных болот, ни даже нахмуренной бровью. Поздно гнать, Лореаса!
Подпрыгнет в последний раз лешачонок, переливчато засмеется и нырнет в черную пахучую воду под ковром ряски – уплывет туда, где сердце и утроба болота, где гниют поваленные деревья и забытые утопленники.
А вслед за Лореасой из черного дома выбегут две девочки в платьишках из болотного мха. Посмотрит на них Лореаса, опустит глаза и не проронит ни слова. А дочери ее, красавицы беззаботные, голосистые, примутся играть и смеяться: близнецы, наполовину люди – Лореана и Лореада.
Было время, когда Лореаса ходила через лес – ступала по сухому суглинку и моховым коврам, вброд переходила ручьи, пробегала над оврагами по наклонным стволам и толстым веткам. В ту пору она заранее перебиралась поближе к условленному месту, ночевала там в теплом березняке, с раннего утра считала вздохи – когда же придет Кодор? Каждый год боялась, что он не придет. Каждый год ее сердце вздрагивало и замирало, как мышь, пронзенная рысьим зубом, стоило только услышать вдалеке топот подкованного коня, а потом и громкие человечьи шаги… Подув на травы, Лореаса поднимала туман и пряталась в нем, долго-долго слушала голос гостя и улыбалась.
Это было до рождения дочерей.