Что ещё возьмёт он в дорогу? Кристаллоплеер. Несколько видео- и аудиокристаллов. Что на них - фильмы, симфонии? Репродукции великих полотен - тех, что можно без устали разглядывать часами, уходя в них, живя в них и учась жить? Записи не менее великих книг и поэм - чтобы скрашивать часы досуга? Или, может быть, для воздействия на чью-то психику? Ведь и такое бывает, и кристаллы, случается, заключают в себе какие-то секреты. Такие времена: эпоха высочайших технологий. Не всегда, правда, гуманных. Ну, а низкие технологии что, были гуманнее? Нет? Вот и мы так же думаем.
Гуманность, кстати, может проявляться очень по-разному. N’est-ce pas?
Орлен аккуратно, сосредоточенно уложил отобранное в два чемоданчика. Металлических. Надёжных. Бельё и предметы туалета уже не столь сосредоточенно запихнул в сумку. Застегнул, защёлкнул, запер. Остановился посреди помещения, медленно обвёл глазами, как бы размышляя - не позабыл ли чего. Сделал шаг. Снова постоял в неподвижности. Пожал плечами. Решительно подошёл к дверце стенного шкафчика, из которого до сих пор ничего не доставал, даже и близко не подходил. Да и что там могло храниться, кроме каких-нибудь салфеток и разовых перчаток? Дверца с виду была лёгкой, в наше время сказали бы - “фанерной”. Только замок внушал уважение. Набирая код, Орлену пришлось потерять ещё несколько минут. Наконец он распахнул дверцу. Под “фанерой” оказалась стальная подкладка, сантиметров пятнадцать толщиной. В открывшемся небольшом пространстве стояли инструменты - не хирургические, а из другого набора. Тоже очень современные. Немного подумав, доктор выбрал три и уложил в сумку. Чартерный полёт под эгидой Комитета ДУ - следовательно, досмотра не будет ни здесь, ни, надо полагать, на Эване. Впрочем, может быть, их и не понадобится выносить с корабля. Они вообще вряд ли пригодятся. Но с ними как-то спокойнее на душе.
Теперь действительно было всё. Орлен позвонил. Вошёл служитель, повинуясь кивку, подхватил чемоданчики и сумку. Внизу скользун в нетерпении уже рыл землю копытом.
Но не бывает так, чтобы, собираясь, чего-нибудь да не забыть. Вот и сейчас: всё взял, а кристаллы с записями забыл. Растяпа. Наверное, какая-то важная мысль его отвлекла.
Кстати, у скользунов не бывает копыт, вы разве не знали?
Корабль Орлену понравился - во всяком случае, судя по той улыбке, что промелькнула по его лицу, когда он вылез из кабины скользуна в двух шагах от корабельного трапа. “Дауд”. Классная яхточка. Похоже, хотел даже что-то сказать, однако промолчал. Наверху, в проёме люка, его встретил капитан, он же пилот. И он же - инженер. Видимо, статус пассажира не требовал наличия полного экипажа. А уж кораблю и одного капитана было многовато. Машина сама с собой прекрасно справлялась.
Кордо это не смутило. Ответив на традиционное приветствие и пожав руку капитану, а также выслушав приглашение чувствовать себя в пассажирских апартаментах как дома, он проговорил:
- С вашего позволения, мастер, я хотел бы лететь в кресле второго пилота.
На что капитан ответил:
- Прискорбно, но такого права у вас нет. Да и ко-пилот мне абсолютно не нужен.
- Право есть. Убедитесь, будьте любезны. А что, у вас стоит КП-4М? Давно?
- Ладно, - согласился капитан. - Садитесь, если так.
- Благодарю. Только засуну мои сундуки в челюсти.
И уже через минуту Кордо занял разрешённое место. Капитан внимательно наблюдал за тем, как пассажир усаживался - следил, не поворачивая головы, краем глаза. И сказал - но не Орлену, а в микрофон, центру:
- Я “Дауд”, прошу разрешения на старт.
- “Дауд”, старт разрешаю. Чистого пространства, свободного Простора, мягкой посадки.
- Благодарю. Спокойной вахты.
Вот и все формальности. Антигравы включились охотно, даже как бы с радостью.
Похоже, что у дежурного выпускающего на космодроме была лёгкая рука. Так что и пространство оказалось чистым, и (после прыжка) Простор - свободным от помех. Не рейс, а прогулка. Так бывает далеко не всегда. Но вот - повезло. Даже скучно как-то. Никаких переживаний, ни малейшего азарта. Хотя профессионалов как раз это и радует, в отличие от, скажем, туристов. Тем обязательно нужно что-то такое, о чём можно будет потом рассказывать, местами понижая голос до шёпота и делая страшные глаза. Чтобы слушателям, а главное - слушательницам приходилось раскрывать рот и даже забывать дышать.