— Терпение, парни. Прогнозисты уловили какие-то расхождения со своими схемами. Скоро все прояснится — еще минут десять — двадцать, не больше.
Из-за туманной стены защитного поля доносилось басовитое урчание вертолетных двигателей. Запах гари и горячей пыли висел повсюду, забивая ноздри и горло. Пир недовольно поморщился, поправляя шлем. Даже фильтры помогали неважно.
Он подтянул ослабевший после беготни и ползания пояс с запасными обоймами и парой гранат и опустился на безобразную глыбу, отвалившуюся от угла дома. Взрыв, который повредил этот дом, несомненно, был сильным. В обнажившейся арматуре путалась кирпичная крошка, а сквозь зияющие пробоины в стенах виднелась сильно попорченная обстановка угловой комнаты. Изуродованный выстрелами фонтан виднелся прямо перед домом.
— Шарон, что датчики движения?
— Чисто… Выводят гражданских из подвала. Проследи.
Спецы из группы сопровождения деловито переговаривались в эфире. Пир невнимательно слушал. Сигнала на возвращение к «Рейнджеру» никто по-прежнему не давал.
— Пир, — послышался голос Завадски. — Я иду к тебе.
— Сказали же — оставаться на местах, — проворчал Пир. По правде говоря, он совсем не был против того, чтобы Ник вышел из-за угла. Ну какая, скажите, разница, будут они ждать вместе или в полусотне шагов друг от друга?
— Да ну их к монахам! — сказал Завадски. — Я тут торчу на открытом месте, как сапог на плацу. Если кто остался, о лучшей цели ему и мечтать нечего.
— Положим, я тоже не в крепости сижу… — вздохнул Пир.
Ник пружинистым шагом направился к полуразрушенному взрывом коттеджу. Лужайка, по которой он шел, чернела безобразными пятнами ожогов. Спустя полминуты Ник уже сидел на той же глыбе, что и Пир, положив винтовку на колени и глядел на текущий из поврежденного фонтана ручеек.
— Чего это с ними сегодня, ты не в курсе? — спросил он, роясь в кармане на бедре. Говорил он, понятно, о прогнозистах.
— Приступ бдительности, — вздохнул Пир. — Небось перед натовцами выпендриваются.
Завадски наконец добыл из кармана зеленый пластиковый пакетик с жареным миндалем, надорвал его и поднял лицевую пластину шлема.
— Держи! — сказал он.
Пир протянул ладонь и тоже поднял пластину. Горка коричневых продолговатых орешков высыпалась ему в руку.
С минуту оба молча грызли содержимое пакета.
— Жена моя любила миндаль, — неожиданно сказал Завадски. — И еще фисташки.
Пир на секунду перестал жевать.
— Жена? — переспросил он осторожно. Не понравилось ему слово «любила». Смущало прошедшее время, а в таких случаях нужно быть посдержаннее. Даже с друзьями.