С кормы «Волынца» Дуковичу передали медный рупор, и он зычно крикнул:
— Эхей, соколики, ходить сюда!
Нет, конечно, он прорычал иное в рупор: не соколики, а ререги. Но в родном языке Алеся, который для него важнее, чем спасательный круг для утопающего, нет слова "ререги".
Два охотника верхом, собиравшие птицу, битую их соколом, направились к красной ладье и дружно рассмеялись, увидев золотого козла на носу.
— Козлы! Летать хотите как соколы? Так махайте вёслами, авось подниметесь над форсом?
Форсом охотники назвали водопад, до которого почти дошла ладья.
— Никак ты, Милослав, в Ругодиве сидишь? — спросил Дукович.
— Тебя, Страшила, трудно не признать. Коего воевал? У кого взял ладью-красавицу?
— Иду воевать. Рюрика и Хельгу Яровиту пожертвую.
Незнакомый Дуковичу витязь по-прежнему похохатывал, но слово Дуковича мигом смахнуло улыбку с лика Милослава, и тот предостерёг:
— Хвастлив ты не в меру. Весь в отца пошёл. У Хельги воинство на Ладоге и у Нового городища стоит. Тебя там зарежут для Перуна. Иль ты шутишь снова? Знаю, любишь забавы устраивать.
— Какие шутки? Какие забавы? Пошли гонца к Рюрику! Пусть скажет: Олег Дукович идёт на Вы! Ладогу и Новгород разобью. Всю Русь под себя возьму. Пойдёшь ли, Милослав, ко мне на службу? Ведь саксов вместе били!
— Не ведаешь ты, Страшила, о силе Хельги. Жаль мне тебя.
— Жалость мне не надобна. Так пошлёшь гонца к Рюрику?
— Э-эх, Страшила! Окажу тебе услугу, раз ты так желаешь своей погибели.
— Новгород возьму, дам знать. После Новгорода на хазар пойду.
Милослав не удержался от улыбки:
— Верно говорят: яблоко к яблоку падает. Что Дука, что ты, Олег, с одного дерева упали. Прощай, Страшила. Рад был тебя живым увидеть.
— Не говорю "прощай", ещё свидимся.
Ладья Дуковича развернулась и резво пошла вниз по реке под моросящим дождиком. Собислав спросил: