— Ну и ладно, что хорошо, — отозвался Митрошин. — Домой-то небось после учебы не собираешься? В Москве, наверное, слаще?
— Да не то чтобы слаще… а, как вы говорите, сподручнее, — с заметным вызовом ответил Стась и весь напрягся, готовый защищать и себя и Москву.
— Ну давайте, давайте… — тоже не уступая, продолжал старик Митрошин. — Давайте все в Москву, все в Ленинград и все в Киев… Только кто кормить вас будет? Это вы думали?
Помолчали, настороженно прислушиваясь друг к другу. Буров пожал крепкими, широкими плечами: мол, он понимает Ивана Матвеевича и других, кто так говорит, но согласиться с ними не может.
А Иван Матвеевич подосадовал на себя: «Ну зачем без причины наскочил на парня? Есть во мне, старом, эта дурная манера прикрикнуть». И, сменив гнев на милость, уже другим тоном спросил:
— Алексей этот — тоже физик?
— Нет, бионик…
— Это еще что за зверь?
— Есть такая наука. Изучает живые организмы, чтобы по их образу и подобию создавать приборы и механизмы.
— А-а-а, — протянул Иван Матвеевич. — Ну, а Вита?
— Она композитор.
— Прямо вот так… композитор, и все? — растерянно спросил Митрошин.
— Может, еще и не совсем. — Лицо Бурова смягчилось в улыбке. — Ей еще почти год учиться в консерватории… Но она уже давно пишет музыку. У нее есть свои пьесы, даже кантата. А сейчас пишет симфонию — она будет дипломной.
— А песни?
— Тоже есть, — опять улыбнулся Стась. — Но они у нее не для нас. Мы поем свои.
— А та, про Россию и Индию?
— То мы пели песни Степана Петровича.
— Так он еще и песни сочиняет? — удивился Иван Матвеевич. — Что петь он умеет, это я знал, но…
— Степан Петрович талантливый… Очень…
— Все вы тут очень… — растянулись в доброй улыбке морщинистые щеки Ивана Матвеевича. — А вот, скажи мне, что делать неталантливым, обычным людям? Меня хоть убей, я никакой песни не сочиню, хотя петь люблю.